Некоторое представление о стиле Жижека дает список тем, затронутых им на трех идущих подряд страницах, более или менее случайно выбранных из его захватывающей книги «В защиту проигранных дел»: Туринская плащаница, Коран и научное мировоззрение, дао физики, секулярный гуманизм, лакановская теория отцовства, истина в политике, капитализм и наука, Гегель об искусстве и о религии, постмодерн и конец метанарративов, лакановское понятие Реального, психоанализ и современность, модернизация и культура, «Сверх-Я» и его отношение к фундаментализму, солипсизм и киберпространство, мастурбация, Гегель и объективный дух, прагматизм Ричарда Рорти, а также: есть ли большой Другой или его нет?
Пулеметная трескотня тем и концептов позволяет Жижеку легко вкраплять между ними ядовитые пилюли, которые читатель, кивая в такт ритму прозы, легко может проглотить незамеченными. Получается, что нам следует не «отвергать террор in toto[138], а пере-изобрести его» [Žižek, 2014, p. 7]. Мы должны осознать, что проблема как Гитлера, так и Сталина в том, что они «не были достаточно жестоки» [Ibid., p. 151, 152]. Нам следует принять «космическую перспективу» Мао и прочитать «культурную революцию» как положительное Событие [Ibid., p. 175]. Вместо того чтобы критиковать сталинизм за аморальность, нужно похвалить его за гуманность, поскольку он спас советский эксперимент от «биополитики». Кроме того, сталинизм не аморальный, а слишком этичный, поскольку он полагается на фигуру большого Другого. А это, как известно всем последователям Лакана, есть изначальная ошибка моралиста [Ibid., p. 224]. Мы должны также осознать, что «диктатура пролетариата» – это «единственный правильный выбор сегодня» [Žižek, 2007, p. xxvii].
Защита Жижеком террора и насилия, его призыв к созданию новой партии, организованной на принципах ленинизма [Žižek, 2004, p. 297], восхваление «культурной революции» Мао, несмотря на тысячи смертей, в том числе и за то, что в ней отчасти выражается смысл политики действия, – все это могло бы послужить дискредитации Жижека среди более умеренных читателей левых убеждений. Но этому препятствует тот факт, что никогда нельзя понять, всерьез это он или нет. Может быть, он глумится не только над собой и своими читателями, но и над академическим истеблишментом, который всерьез может включать Жижека, наравне с Кантом и Гегелем, в учебные курсы по философии или четвертый год выпускать Journal of Žižek Studies. А возможно, он подбивает нас на каникулы для ума, насмехаясь над идиотами, полагающими, будто с мышлением нужно что-то делать, а не избавляться от него: