— Ну, — наконец, мягко и даже доброжелательно проговорил он. — Что задерживает уважаемый суд?
Вожак прогудел в бороду:
— Мы пришли сюда судить убийцу…
Коркоран поднял голову и внимательно посмотрел на источник звука. Гигант невольно поежился под взглядом, в котором светилась смертельная угроза.
— И кто же у вас судья? — спокойно поинтересовался техасец.
— Мы выбрали Джейка Биссета, — выкрикнул кто-то из толпы, показывая на стушевавшегося детину.
— Так, значит, собираетесь вершить шахтерский суд, — задумчиво, словно поясняя самому себе, проговорил Коркоран. И вдруг взорвался: — Судья и присяжные из бродяг и тунеядцев! Стадо грязных свиней!
Неконтролируемая злоба вспыхнула в глазах техасца. Биссет, прочитавший в них свой смертный приговор, запаниковал, как вол перед убоем, и потянулся за оружием. Его толстые, как кровяные колбаски, поросшие редким волосом, грязные пальцы едва успели коснуться ребристой рукоятки пистолета, как грохот и пламя сорвались с правого бедра Коркорана. Биссета отбросило в сторону словно ударом молота; веревка при падении запуталась в его руках и ногах. Он неподвижно — только пальцы конвульсивно дергались — лежал в пыли у крыльца, и возле его тела та постепенно темнела и становилась влажной.
Коркоран не спускал глаз с толпы, мертвенно-бледный под своим бронзовым загаром. Голубые глаза техасца горели отблесками жаркого адского пламени. В обеих руках он держал кольты. Из правого ствола лениво поднимался дымок.
— Объявляю этот суд недействительным! — рявкнул он. — Судье выражено недоверие, а присяжных я обвиняю в бесчестии! Даю тридцать секунд, чтобы все очистили зал суда!
Коркоран противопоставлял себя сотне здоровенных мужиков, но он был свирепым волком-вожаком, а его противники — стаей скулящих шакалов. Каждый в толпе знал, что скопом они смогут, в конце концов, одолеть его, но каждый знал и цену, которую заплатят первые, решившиеся на бой. Никому не хотелось оказаться числе этих первых.
Толпа помялась в нерешительности, подалась назад — и стремительно начала распадаться: горе-линчеватели разбредались во всех направлениях. Кое-кто не решался повернуться к техасцу спиной, другие, прячась за первыми, принимали более удобное для поспешного отступления положение и быстро скрывались за домами. Коркоран с рычанием сунул кольты обратно в кобуры и повернулся к двери, где Мак Брид стоял, вцепившись в прутья решетки.
— Я уж думал, что на этот раз я покойник, — выдохнул он.
Техасец распахнул дверь каталажки и сунул парню в руку его же пистолет:
— Там, за тюрьмой, привязана лошадь. Садись на нее и выметайся отсюда. Я отвечаю за это. Если ты останешься здесь, они подожгут тюрьму, а тебя пристрелят через окно. Я надеюсь, ты успеешь выбраться из города, пока они не очухаются. Я оправдаюсь перед Миддлтоном и Хопкинсом. Через пару месяцев, если хочешь, можешь вернуться и предстать перед судом. Для чистой формальности. К тому времени все прояснится.