Вместе с другими игроками охотник завис над столом, следя за быстрым мельтешением карт. Наконец одна из карт выиграла, и Элкинс взревел, как затравленный бизон. Тонкая белая рука сдававшего карты игрока начала лопаткой сгребать со стола монеты.
— Слышь, ты! — прокатился по салуну гулкий рев Элкинса. — Сперва отдай мне сдачу! Я из двадцати ставил только пятерку!
Тонкие губы игрока скривились в холодной усмешке. Его звали Джим Керби. Это был известный шулер и катала, к тому же блестяще владевший оружием. Он без колебаний принимал любой вызов судьбы, оставляя последнее слово за картой, а случалось, и за шестизарядным револьвером.
— Я никогда не даю сдачу, — бросил он. — В игре участвуют те ставки, которые я вижу на столе. Не хочешь рисковать — не клади деньги. А со скрягами я не имею дел.
— Ах ты, ворюга!..
Услышав этот яростный вопль, посетители у стойки бара, как по команде, развернулись лицом к месту событий.
Рука Керби, стремительная, точно голова атакующей кобры, метнулась к рукояти револьвера, но Элкинс действовал с непостижимым для своих медвежьих габаритов проворством. Он взвыл, как берсерк в предвкушении кровопролития, выхватил тесак для потрошения туш и бросился на врага, в неистовом порыве сметя попавшийся на пути стол.
Широченное лезвие, вспыхнув в свете керосиновой лампы синеватым блеском, по самую рукоять вошло в грудь каталы. Качнулся и опрокинулся вниз столешницей игральный стол. Револьверный выстрел, похоже, слегка оглушил нападавшего, а вспышка пороха опалила ему бороду и шею. Элкинс, как медведь, рвущийся из западни, сбросил с себя чьи-то переплетенные тела, стулья, обломки ножек стола, сопровождая каждую свою победу нечеловеческим воем и угрожающими взмахами окровавленного тесака. У его ног, посреди расползающегося алого пятна, лежал с белым застывшим лицом поверженный Керби. Еще мгновение Элкинс раскачивался в широкой стойке, потрясая тесаком и грозно набычив косматую голову. Столь же грозным и испытующим был его взгляд.
Затем с еще одним диким ревом Элкинс Гризли бросился к выходу.
За его спиной раздавались проклятия и вопли: свора не желала отпускать матерого зверя. Все отребье коровьей слободки с почтением относилось к Джиму Керби, и сейчас посетители салуна жаждали мести.
— Не дайте ему уйти!
— Задержите его!
— Стреляйте!
— Этот сукин сын убил Керби!
Беглецу оставалось сделать еще пару шагов, чтобы оказаться за порогом салуна, после чего он, вероятно, растворился бы в ночи, но в этот миг в дверном проеме показалась тощая долговязая фигура некоего Чейзема, помощника судебного пристава. Услышав крики, Чейзем среагировал так, как и подобает человеку его профессии, — со скоростью и неумолимостью стальной мышеловки.