Конечно, Сережа вошел в ледяную воду, как в теплую. Вставил в уключины весла и понесся к заливу, высоко подняв голову, не глядя на рыбака в ободранной лодке, таскавшего из воды корюшку. И тут-то он почувствовал, что оледеневшие ноги стынут еще больше. Представить, что Сережа может опустить голову и посмотреть вниз, мне было трудно.
Я не знаю, сам ли он добрался до берега, или его спас рыбак, наверное посоветовав при этом: «В следующий раз плавай в корыте: надежней». А еще я представляю, как Сережа говорит рыбаку: «Сколько я вам за это должен?» Он обязательно бы так сказал, за это его не любят в классе. Он просто очень гордый и не понимает, что обижает людей, рассчитываясь с ними за любую услугу. Со мной он не рассчитывается, и я ему благодарна за это. Мне Сережа сказал, что я альтруистка. Если у меня не будет возможности кого-то опекать, делиться завтраком, водить в кино, то я просто сойду с ума. В тот день, когда он мне так сказал, я спросила у мамы: нравятся ли ей альтруисты? Мама ответила: «Нет. Альтруист — это эгоист высокого класса, дает немного, а требует за это благодарить всю жизнь. Он страдает от невнимания, но вслух ничего не требует. От этого окружающих мучит совесть, они чувствуют себя подлецами рядом с таким жертвенным альтруистом». Я не все поняла, поэтому спросила: «А я, по-твоему, альтруистка?» Мама уже сфокусировала глаза на чертеже, но ответила: «По-моему, да».
А может быть, Сережа так промок на заливе, что завтра заболеет и попадет в больницу? А я так плохо разговаривала с ним по телефону. И вдруг, не знаю почему, я почувствовала: Сережа на заливе был вместе с Галей, с Галей Рассказовой. И тогда я заплакала. Бабушка принесла с кухни тарелки и спросила:
— Ты что? Господи, новость! Почему ты плачешь?
— Муха, муха была мертвой.
Я поняла, что задачу мне не решить. тогда я сняла обертку с учебника и надела ее на книжку «Девочка и птицелет» Владимира Киселева. На случай, если бабушка захочет посмотреть, что я учу. Если бы Сережа, как раньше, сидел со мной за одной партой, задачу я бы у него списала. Теперь он сидит с Майей Палей, очень красивой второгодницей, переведенной зимой к нам из другой школы.
Я недолюбливала ее за вечные: «Ты не поймешь! Малявка! Отсталость!».
Майя попросила меня пойти с ней в театральный магазин. Там под стеклом лежали парики. Очень дорогие. А Майя спросила: «У вас вчера „длинная блондинка“ за сто десять рублей была?» — «Опоздали. Такие не лежат».
У Майи свои волосы были хорошие. Я спросила шепотом: «Зачем он тебе? Давай лучше собаку купим. Тут такие щенки пуделя у соседей продаются…» — «Малявка ты еще, Кира. Знаешь, как мне идет? Вчера примеряла. Старше лет на десять стала. И лицо такое — не узнать».