Закревский медленно придвинул папку к себе и спросил:
– Когда это было?
– Четыре года назад.
– Четыре года назад, – тупо повторил Закревский и резкими торопливыми движениями раскрыл папку. Строчки перед глазами поплыли. Вместо этого отчетливо виделась синяя пятерня на ее левой руке. – Значит, тогда он вернул ее «в семью».
– У каждого свой «пунктик», – отозвался Макс, поднимаясь с дивана.
Закревский вскочил следом.
– Спасибо, я твой должник. И этого Винниченко. Если когда-нибудь кто-нибудь из вас вздумает разводиться, предоставлю услуги со скидкой. С работы сегодня отпустишь? Надо.
– Иди к черту! – ответил Вересов и вышел из кабинета.
Через тридцать секунд из этого же кабинета, одеваясь на ходу, вылетел и Закревский.
Дорогой не думал. Если бы думал, точно взорвался бы. Паззл в голове начинал постепенно складываться. Во всяком случае, выражение, брошенное Каргиным много месяцев назад, приобретало новый смысл. «И я не без греха». Кажется, что-то в этом роде? Ни хрена себе, не без греха!
Поднимаясь на лифте на ее четвертый этаж, судорожно соображал, что говорить. Нужно же что-то говорить? Нужно ли? В конце концов, если она сама не желает рассказывать о себе, имеет ли он право? Довольно того, что он знает теперь о ней хоть капельку больше. Довольно, что хотя бы смутно может представить себе, почему. Почему это все произошло. Происходит.
Подойдя к двери, нажал звонок. И прислушивался к шагам за дверью. Но было тихо. Во всяком случае, никаких признаков, чтобы кто-то собирался открывать. Закревский позвонил еще раз, но не дождавшись, полез все-таки в карман за ключом. Два поворота в замке. Щелчок. Дверь открылась. Надо же. А ведь по сути сам ключ – уже предложение приходить в любое время. Эта мысль шевельнулась где-то в стороне от него самого и не удивила. Удивило только то, что он не думал об этом позавчера, когда позволил себе повысить на нее голос.
Вошел в квартиру. Включил в прихожей свет и выкрикнул:
– Ника!
Тишина…
Не разуваясь, влетел в комнату. Никого не было. Почти зловещая пустота. Зашел на кухню, в ванную – тоже никого.
Потянулся в карман за телефоном. Но стоило притронуться к нему, как тот заорал на португальском языке какую-то устрашающую мелодию, выбранную им однажды в качестве звонка.
– Ника! – с облегчением выдохнул он в трубку, едва принял вызов.
– Привет, – раздался негромкий голос. – Я не вовремя, наверное… я тут… я в больнице, а они не отпускают. Но с ним все в порядке, не волнуйся. Просто мне надо кое-что. Может, ты привезешь? Пижаму, тапки, халат. А?
Ступор длился меньше секунды. Но и секунда показалась вечностью.