Заполнять дни деятельностью — так быстрее пройдут две недели.
Этот вечер они с сестрой проводили вдвоем. Без мальчиков, но отчасти — в присутствии прошлого. Яркий свет не давал одной прятать глаза от увечий и не позволял другой привычно прятать себя в скорлупе. Женское обнаженное изуродованное до половины тело отражалось в зеркале, висевшем в комнате, которая могла бы быть Олиной мастерской, если бы она решила остаться в этой квартире. Но сейчас эта комната и была мастерской, в которой творилось новое тело. Без умелых пальцев пластических хирургов, без чудодейственной длани господа бога. Лишь посредством Олиных рук, державших кисть.
Так, шрамы от самых ступней и вверх наполнялись густыми, насыщенными цветами, превращавшими Диану в нечто новое, во что-то, чего она еще не знала, и чего не знала Оля. Легко представить себе, что эта кожа — материал, с которым тоже надо работать. Не фарфор — но нечто драгоценное.
Наносить краску и делать куклу живой, настоящей было Олиным излюбленным процессом. Делать живым, настоящим человека ей приходилось впервые в жизни. Ночь работы. И к рассвету все полотно опаленной, но зажившей, зарубцевавшейся плоти стало цветной картиной. По ногам и по бедрам на спину — ветви розовых кустов с шипами и листьями, да алые пятна бутонов. Устремленные вверх, переплетающиеся узором, спутанные и темные, с затерявшимися среди них крошечными эльфами и феями, без сомнения, прячущимися от чужих взглядов. А уже на спине, там, где брызги огня оставили когда-то свои страшные рытвины — стайки ярких бабочек, разлетающихся над этим волшебным садом. Одна из них, самая крупная, села Ди на плечо, взмахнула крыльями и едва не выпорхнула на волю.
— Смотри, так ведь не видно, да? — спросила Оля, разглядывая сестру почему-то в зеркале, а не напротив себя.
Та молчала и думала, ничего не говорила и ни о чем не спрашивала. Только палитра эмоций на ее лице свидетельствовала, что случившееся для нее откровение. А ведь отнекивалась. Не хотела. Глупость какая — часами сидеть голой, пока тебя красят. «Где я, а где твоя тату-культура, Лёка?» — смеялась она, когда Оля ее уламывала. А сейчас, затаив дыхание, Ди боязливо трогала пальцами собственное бедро, опасаясь, что краска сотрется.
Да она и сотрется — всего лишь гуашь. Смоется.
— Если это набить… оно будет так же? — как зачарованная, неуверенно и с совсем не свойственной себе мягкостью спросила Диана.
— Не совсем. Не так ярко. Но перекроет. Будет очень красиво, Ди.
— Будет очень красиво, — повторила та и обернулась к сестре. — Только если ты сделаешь эскиз. Это можно?