— В которой живешь?
— Угу.
— И чего? Сильно напрягает?
— Так мне не двенадцать лет, чтобы надо мной шефство брали. Да и вообще…
— Страшная?
— Я откуда знаю! — рявкнул Дэн. — Я ее не разглядывал.
— У-у-у-у, брат! Если она сама на глаза лезет, можно б и поразглядывать — в суд тебя за домогательства вряд ли потащат. Вареники вкусные?
— Понятия не имею, — хохотнул Басаргин. — Я их Володьке скармливаю. Но тот лопает с удовольствием.
— Ху из Володька?
— Барбос туташний. К хате прилагался.
— Дурацкое имя, — резюмировал Глеб. — Чего-то у тебя там совсем невесело. Какого черта было менять.
— Во мне проснулась жажда приключений, — заявил Денис. — А тут к этому атмосфера располагает.
— Знаешь, Басаргин, — после некоторого молчания снова заговорила трубка Парамоновским голосом, — ты как хочешь ко мне после этого относись, но… это не попытка нравоучения — сам умный. Только опыт не пропьешь. Вот так жизнь круто меняют, когда бегут от проблемы. Только побег — это ж не решение. Побег — это тупо побег. Я тебе это как знатный бегун говорю. И возня со всякими там генриеттами по-карпатски — тоже ширма, чтобы не проглядывало даже. А оно, Дэн, все равно всплывет. В самый неподходящий момент, под дых ударит и хрен даст дышать, тем больнее, чем дольше откладываешь.
Денис тоже заговорил не сразу. То ли слова подбирал, то ли разобраться пытался.
— Это не побег, это — передышка.
— Надолго?
— А как пойдет.
— Несчастная любовь или от правосудия скрываешься? — «пошутил» Глеб, но вышло как-то нерадостно, горько вышло.
— Иди ты к черту, Парамонов, — рассмеялся, оценив шутку, Дэн. — Ксюхе привет, летом приезжайте.
— Приедем. И тебе, дядя Диня, не хворать.
Еще несколько мгновений Денис вслушивался в тишину, повисшую в трубке. Вглядываясь в небо, он снова затевал разговор с космосом, когда близким объяснить не получалось.
Впрочем, среди всех существовал лишь один человек, кто не донимал расспросами и не рассуждал. Ксюха и сама была такой же. Той, что знала, что переезд — еще не побег. И молчание — не отсутствие каких-либо чувств. Сестра была единственной, кто звонила раз в неделю, строго по расписанию с обязательным вопросом: «Помощь нужна?». И получив соответствующий отзыв, добавляла: «Будет нужна — звони!».
Остальные искали подходы — кто бил в лоб, кто бродил по периметру. Басаргин по-доброму ржал со всех, совмещая это с караулами, новыми знакомствами и кормлением Володьки.
Текучесть дней затягивала своей неторопливостью. Отсутствие происшествий, когда можно всю смену проторчать на базе без единого вызова, давала возможность перебеситься, утихомиривая мысли и раскладывая по сундукам несбывшееся.