Как сейчас.
Сейчас, когда она выгибалась дугой под ним, когда с губ ее слетали вскрики, которые она даже не пыталась сдерживать. Ее дыхание — тоже с запахом бренди — то замирало, сбиваясь, то вновь становилось похожим на дыхание загнанного животного. И отвечая на его движения, она двигалась — отчаянно, самозабвенно, до самого конца, до самого дна, насколько ее хватало. Пока не забилась в яркой вспышке сверхновой, увлекая его за собой.
В себя Оля приходила медленно, еще долго вздрагивая от его дыхания, которое ощущала на влажной коже. Глаза были закрыты. Кончиками пальцев она продолжала водить по Дэновой щеке с пробившейся щетиной, с удовлетворением отмечая, что ощущение того, что он колючий, ей нравится. А в ее собственной голове мрак был абсолютным. После света всегда — мрак. Даже если это просто из-за смеженных век. Открывать их она не хотела.
Он смотрел за двоих. Словно видел их со стороны, слившихся в один организм. Тесно прижав ее к себе, как в первый миг, в который все началось, он дышал ее дыханием и, кажется, даже не знал, что так бывает. Все сущее сосредоточилось в том, чтобы она узнала самое главное.
— Я люблю тебя, Оль, — прошептал Денис, коснулся губами ее плеча, шеи, уха и снова негромко выдохнул: — Я хочу, чтобы мы были вместе.
И тут же почувствовал, как что-то изменилось. Она будто окаменела в его руках и замерла в своих неуловимых движениях, делавших ее живой и настоящей. Только глаза распахнулись и впились в него всей глубиной, какой, он был уверен, больше ни у кого нет на свете.
— Как это — вместе? — шевельнула она губами.
— Обыкновенно, — улыбнулся Дэн. — Заберу тебя к себе. Познакомлю с родителями, с сестрой. В выходные станем ходить в кино, если, конечно, не будешь занята своими куклами, а в отпуск поедем в Тунис. Еще я хочу собаку, но ты их боишься. Поэтому собаку заводить не будем.
Оля вздрогнула и отпрянула от него. Дернулась, вырываясь из его рук, из плена его объятий, дальше по кровати, к другому ее концу и судорожно пыталась собраться с мыслями, чтобы хоть немного вникнуть в сказанное им. Но глядя на него, застывшего в неизвестности, знала одно точно и наверняка: молчать нельзя. Ни в коем случае нельзя молчать, потому что он тоже сбит с толку. Ею, черт подери!
— Ты соображаешь, что ты предлагаешь? — звонко спросила она.
— Более чем, — он перестал улыбаться. В отличие от Оли, его голос прозвучал глухо.
— Я не хочу. Я не… не могу, Денис. Я тебя… не люблю, — по нисходящей, последнее — совсем тихо. Но она упрямо закусила щеку, чтобы очнуться, и продолжила: — Прости. Ты знаешь, где у меня ванная… А потом тебе лучше уйти… или переночевать в бабушкиной комнате.