— Она могла. И тебе придется это запомнить, Уилсон.
Юбер усмехнулся, глядя на лейтенанта. Его беда была в том, что он понимал слишком много.
— Я ничего не хочу помнить, — негромко ответил Ноэль. — Я хочу только забыть.
— Тогда допивай свой виски и иди танцуй с Карин. Так оно вернее.
Карин сидела на подоконнике и раскачивалась в такт музыке. Ее светлые волосы были распущены, зачесаны на косой пробор, как у Вероники Лейк, и крупные локоны спускались на плечи. Черты мелкие и довольно смазливые для немки. Но Ноэль ловил себя на мысли, что никогда не помнит ее лица. Ее лицо интересовало его меньше всего на свете. Все знали, что девушка с самой большой грудью в гостиной генерала Риво — это Карин. На ней было темно-синее платье, старомодное, но явно перешитое — укороченное и со слишком большим вырезом. Тонкие руки в узких рукавах казались еще тоньше. Сейчас она опиралась ими на подоконник и слушала болтовню молоденького су-лейтенанта, желавшего привлечь ее внимание. А еще она неотрывно следила взглядом за Уилсоном. Тот, отставив в сторону стакан, встал с дивана и направился к ней, едва чувствуя под собой поскрипывающий паркет.
— Фройляйн танцует? — спросил он.
— С удовольствием танцует, — с придыханием ответила Карин, спорхнув, будто птичка, с подоконника.
Он обнял ее, резко придвинул к себе, развязно зашарил рукой по спине, словно бы устраивал ее поудобнее. И повел в танце. Все так же не чувствуя под ногами пола. Он был слишком пьян, чтобы что-то чувствовать. И одновременно с этим слишком сильно чувствовал свое собственное тело, которое слушалось и поддавалось неточно, рвано, совсем не так, как ему представлялось.
Потом они оказались в ее квартире, на знакомой с какого-то времени кушетке. Он узнал эту кушетку по забавному узору на зеленой ткани. Мелкие бежевые цветочки. Такие подходят для детской комнаты. А не для комнаты шлюхи.
Карин лежала под ним, он еще до конца не разделся, снял только мундир и рубашку, но уже стянул с нее лиф платья. И мял ее большие полные груди. Она тихонько охала и подавалась навстречу его прикосновениям. Он глупо думал о том, были у нее дети или нет. Грудь совсем не девичья, хотя формы не потеряла. Он наклонился и стал целовать ее, чуть втягивая в себя ее горячую кожу и все сильнее возбуждаясь. А потом вдруг понял — это он не Карин, это он Грету сейчас целует. Это ее груди он мнет. Ее он хочет до дрожи. Так, что почти задыхается.
Он втянул носом воздух и перекатался на спину.
— Прости, я пьян. Слишком. Не могу, — прохрипел Ноэль, сосредоточенно глядя в потолок и сдерживая шумное дыхание.