— От меня далеко не уведут! — рассмеялся юноша и приобнял Грету за плечи, не обращая внимания на ее вспыхнувшие щечки.
— Что? Устали? — спросила тетушка.
— Устали, — кивнула Грета.
Ей действительно казалось, что сейчас у нее достанет сил только рухнуть в кровать и проспать до завтрашнего обеда.
— Я постелила вам на втором этаже в комнате дочери. Она уехала в прошлом году в Берлин. Замужем за судьей, представляете? Идемте, проведу. Фриц, а ты к себе ступай.
Фриц коротко рассмеялся, целомудренно поцеловал Грету в щеку. На том и разошлись.
Уже в комнате под крышей, в которой пахло свежими досками — здесь только обновили мебель, тетушка, откидывая край одеяла, как бы невзначай произнесла:
— У вас это все серьезно, Маргарита?
Грета смутилась.
— Мне очень хочется верить, что да, — ответила она. — Фриц — замечательный. И мне очень дорог. Он молод, но ведь можно немного подождать. Как вы думаете?
— Фриц никогда и ни за что не станет ждать, — снисходительно улыбнулась женщина.
Подтверждение ее словам Грета нашла всего-то спустя полчаса, когда в окно второго этажа тихонько… постучали.
Она открыла створку и с улыбкой посмотрела на Фрица, легко перебравшегося через подоконник.
— Какой же ты еще мальчишка!
— Но тебе же это нравится! — выдохнул он и тут же завладел ее губами. Для этого ему пришлось наклониться к ней. С его-то ростом он был одним из немногих юношей, возле кого она чувствовала себя невысокой. Фриц обнял ее крепко, прижал к себе, а руки его зашарили по ее спине в тонкой сорочке.
— Нравится, — подтвердила она между поцелуями.
Грета была влюблена. И все, что было связано с Фрицем, доставляло ей радость: видеть его в своем окне, слушать о сыновьях, которые у них будут, знать, что Рихард и Хильда относятся к ней, как к собственной дочери. И встречать рассвет, сидя на кровати в комнате его кузины, прижимаясь щекой к его рубашке и чувствуя, как приятно ноют губы после поцелуев всю ночь напролет.
Уже под утро, когда пора было уходить — так же, через окно, чтобы тетка ни о чем не догадалась — он напоследок, уже открывая створку, сказал:
— И правда, Грета, давай уже поскорее поженимся.
Глаза ее заблестели.
— Поговори с отцом.
— Нет, ты мне сперва скажи! Мы могли бы пожениться еще до Рождества.
Она крепко ухватилась за створку окна. Ему всего девятнадцать. Быть может, именно сейчас ей сто́ит вспомнить, что она старше, подумать за двоих.
— Давай отложим на год, — нерешительно сказала Грета.
— И что изменит этот год? — удивился он.
— Мне кажется, так будет правильнее… лучше.
— Но если так будет правильнее… для тебя, то тебе придется забыть обо мне вовсе, — очень спокойно и сдержанно сказал Фриц, и это был верный признак того, что спорить с ним об этом бесполезно. — Потому что поцелуев мне давно уже мало. И пожениться было бы честно — для нас обоих.