Грета замотала головой.
— Поговори с отцом! Я хочу быть твоей женой.
Фриц счастливо улыбнулся, отчего лицо его сделалось еще моложе, и крепко поцеловал ее прежде, чем исчезнуть в окне.
Поженились они в самом начале декабря. А весной он выиграл свои соревнования по гребле. Улль помог, как любил он говаривать впоследствии. Еще через год родился Гербер.
Весна 1946 года, Констанц
У Риво в кои-то веки было немноголюдно. Кажется, в этот раз он собрал у себя только тех, кого считал самыми близкими. Либо это его жена собрала тех, кого считала самыми близкими. Определенно, раз в год она имела на это право. Что примечательно, так это то, что почти все офицеры, оказавшиеся на пасхальном обеде, были людьми семейными. За редким исключением. Ноэль в эти исключения попал. Мадам Риво всегда была к нему неравнодушна. Но мучило гадкое чувство — никто из них не сел бы за один стол с Гретой, приведи он ее на обед. Одновременно с этим больше всего на свете он хотел бы обедать теперь не с ними, а с Лемманами. Интересную штуку сыграла с ним жизнь. Он столько лет воевал против немцев, чтобы теперь мечтать провести остаток жизни с немкой.
Едва подали чай, он откланялся. Наплел что-то генералу про дела, каких у него не было. Звучало убедительно. И только Юбер, оказавшийся в немилости мадам Риво, но в числе любимцев месье Риво, ухмылялся со своего самого дальнего стула за праздничным столом, отвоеванного для него генералом у жены.
Какое счастье — жить на соседней улице! Всего несколько минут пути по дороге, усыпанной гравием, весело шуршавшим при каждом его шаге. Подходя к крыльцу, он достал из кармана ключ, подбросил его, поймал и зажал в кулак. Поднявшись на две ступеньки, вставил ключ в замок и отворил дверь.
Однако привычной тишины в доме не было. И шума не было тоже. Только вот что-то неуловимо изменилось в сравнении с этим утром. Ноэль прислушался. В гостиной тихий разговор. О чем — слышно не было. И вдруг понял — на полу, у порога, пара сапог, не принадлежавших Рихарду. Лишняя пара. Неужели гости? Это было так некстати. Ноэль решительно двинулся к гостиной и остановился, не дойдя, очень четко различив мужской голос, произносивший:
— От Мюнстергассе мало, что осталось. Когда был там, ей-богу, слез сдержать не мог. Хорошо, что вы всего не видели.
— Мы видели достаточно, Фриц, — раздался в ответ мрачный голос Рихарда.
Ноэль судорожно глотнул. И, еще не веря своей догадке, и понимая, что она верна, стремительно вошел в гостиную.
За скудно обставленным большим обеденным столом сидели трое. Лемманы. Все трое — Лемманы. И все трое теперь молчали.