Ступай ко мне - луна найдет дорогу,
Тебе ее сияньем осветит.
Любовь моя, я рядом, у порога.
И песнь моя к тебе одной летит.
Душа во мне надеждою томима.
А я страстей огнем теперь объят.
Ах, знала б ты, как мною ты любима.
Я все отдам за твой счастливый взгляд.
Катрин велела не зажигать свечей. Ей невыносим был сегодня свет. Комната слабо освещалась огнем из очага. Она не спала, когда до нее со двора донеслась песня.
Какая жестокая пытка. Слушать его голос. Желать прижаться к его телу, словно вырезанному из слоновой кости, запустить пальцы в его густые темные волосы. Испытывать нежность, разливающуюся по жилам теплотой жизни. И знать, что для трубадура – это лишь возможность придумать новую песенку, а для маркиза – простая забава.
Она прижала руки к своему животу. Поняв сегодня, что носит его ребенка, Катрин растерялась. О, каким желанным было это дитя! Серж Скриб, маркиз де Конфьян, как бы ни назвался, он – единственный мужчина, от которого она хотела иметь детей. Но теперь она была в замешательстве, не зная, как поступить. И запуталась в своих решениях.
Должна ли она уехать в монастырь, как намеревалась сперва? Но что тогда станет с ее малышом? Его отберут монахи, как только он появится на свет. Куда они его увезут? Какую судьбу уготовят? И как расстаться с маленькой частичкой самого дорогого ей человека? Пускай принесшего столько горя, но и подарившего счастье.
Что еще она может? Пойти к маркизу. Сказать, что ошиблась. Просить его, чтобы простил. Чего она страшится? Презрения? Нет, вероятнее всего он примет ее. Но она будет чувствовать себя навязанной. И не одной, а с уже живущем в ней ребенком. Однако самым большим страхом было оказаться осуществленной мечтой, которая с каждым днем станет прельщать его все меньше и меньше.
Несчастная герцогиня разрывалась среди своих мыслей, не способная в одиночку сделать решающий шаг. Даже уехать она так и не смогла. Душа ее, пребывавшая столько месяцев осажденным замком, была сегодня сожжена его признанием. И теперь становилась остывшим пеплом под грустные звуки тягучей мелодии, раздававшейся за окном.
Я жду блаженства – святость поцелуя.
Причастье уст, нашедших свой приют
В твоих устах... Пою им «Аллилуйя!»,
Как никому осанну не поют.
Тебе пою, прекрасная Катрина!
Тебе решить – мне жить иль умирать.
Мне без тебя в любом краю чужбина.
Я у порога вечно буду ждать!
Он глядел в ее окно, в котором была чернота, и молил небо и землю лишь об одном – чтобы она зажгла свечу, которая будет гореть только для него. Но свеча не была зажжена. И в воздухе продолжал лететь белоснежный пепел, от которого он едва не задыхался.