Веселье быстро поглотило все разговоры, стерло тревоги, объединив в общем порыве самых разных людей. Даже Адиль успокоился и теперь с горящими глазами наблюдал за тем, как танцоры — сперва только мужчины, а затем и женщины — выстроились в длинную цепочку, отбивая ногами незамысловатый ритм. Мелодия была простой, но задорной, и потому вскоре люди совершенно позабыли обо всем, кроме веселья.
— Как давно я не видела ничего такого же искреннего! — Арселия обернулась к регенту, лучась каким-то детским восторгом. — Посмотрите, как это красиво! Столько улыбок! И ни в одной из них нет фальши.
Ульф подошел совсем близко. От Арселии едва уловимо пахло сандалом и чем-то свежим, напоминающим аромат молодой травы по весне
— Я в юности танцевала так же со своей семьей среди песков и барханов. Вы знаете, имперцы считают пустыню опасной, боятся ее, хотя и проявляют уважение к ее силе. А мы чтили ее. Она — мать, мы — ее дети. Как можно не любить того, кто дал тебе жизнь? И разве мать обидит свое дитя? Да, южные пески суровы к неопытному путешественнику, но для рожденных там нет секретов. Мы всегда знали, как найти воду, в какую сторону идти безопасно, а где жизни нет на многие дни пути. И Махриган для нас — особый день. День почтения. Я рада, что и в Дармсуде теперь услышат это послание: от земли к людям, от сердца к пескам, — она оторвалась от созерцания площади и посмотрела прямо в глаза Ульфу. — А в ваших краях есть этот праздник? У нас говорят, что на севере царит вечный холод, а снега отступают только на время летних лун. Так ли это?
— Вовсе нет, — регент усмехнулся. — У нас есть и жаркое лето, и ласковая весна, спокойная осень. На перевалах, конечно, снег лежит дольше, но в Недоре зима никогда не задерживается сверх меры.
— А ваша родина? — неожиданно спросила императрица. — Настоящая, Зеленые острова. Как живут там? И почему вы покинули дом, отдав себя служению в дальних краях?
— Вы, наверное, знаете мою историю, — он как-то сразу помрачнел и закрылся. — В ней нет ничего приятного. Я надеялся выучиться, стать воином и вернуться к порогу отеческого дома. А вышло так, что возвращаться оказалось некуда. Мой город разграбили, дом сожгли, а друзей и близких убили или превратили в рабов, в человеческий скот, выставленный на продажу.
— Значит, это правда? Мне жаль, — в глазах ее застыла печаль.
— Не нужно. Это было давно. Прошлого не изменить, как не вернуть к жизни погибших. Мне повезло хотя бы найти сестру, другим не досталось и этого.
— Как долго вы служили в империи после гибели своей семьи?