– Неклюд, – ответил увалень. – Мы с Эльдаркой от их неклюдского барона в столицу возвращаемся, с подарочком, а этот, видно, отдавать не хочет. Эльдар, ты как?
Мамаев ответил. Слово сие я повторить не смогу даже под присягой.
– Погоди! – Я от нервов легко перешла на «ты». – А другие люди в вагоне? Они тоже в опасности?
Я осторожно выглянула из-под скатерти. Мне было видно затылки пассажиров в соседнем купе, опущенную голову какой-то дамы. Они спят, что ли?
– Ванька, тебе надо из туннеля выбираться, – хрипло выдавил Мамаев. – Подарочек сбереги.
Подарочек? А нет, чтоб жизнью и здоровьем ни в чем не повинной барышни озаботиться! Хотя нет, все правильно. Я же суфражистка, я за равноправие.
Зорин поднялся с пола, сдвинул вниз оконную раму и неожиданно изящно сиганул в темноту. Я тоже поднялась. Потому что от зоринского изящества стол подломился и придавил меня к полу столешницей. За стеклом бесновался неклюд. Я их, конечно, и раньше видала, останавливался у нас под Орюпинском табор кочевой. Но чтоб так, чтоб во время трансформации… Этот неклюд в зверином своем обличье был медведем, длиннолапым таким потапычем, очень похожим на того, что красуется на гербе нашей Берендийской империи. Только в отличие от гербового глаза этого горели красным чародейским огнем, а из оскаленной пасти текла слюна. Хорошо, что неклюды только в темноте превращаться могут, и хорошо, что я доселе этого не видела.
– Его убить нужно? – спросила я спину тяжело дышащего Мамаева.
– Чего?
– Неклюда. Ты для чего дверь держишь?
– Нельзя убивать… Обезвредить… Он баронов старший сын… Нам убийства не простят… А здесь нормально прицелиться не получится… Ч-черт!
В этот момент щит лопнул, вместе с ним осыпалось крошевом стекло. Я заорала:
– Ложись! – И как в стрелковом тире положила две пули в колени, а еще одну в запястье правой руки, ну или лапы. Перфектно!
Зверь рухнул на Мамаева, и после нескольких мгновений звенящей тишины со всех сторон стали раздаваться возбужденные голоса. Пассажиры пришли в себя и интересовались, что за чертовщина здесь происходит.
– А здорова ты стрелять, барышня Попович, – восхищенно простонал чардей, выбираясь из-под туши. – По какому ведомству служить собираешься?
– По сыскному.
Я смотрела на неклюда, который подергивался в обратной трансформации – съеживалась шкура, шерсть как будто врастала обратно под кожу. Хрустнули плечевые суставы, какой-то слизкий кусок плоти шлепнулся на ковер. Меня замутило.
Я только что впервые выстрелила в живое существо. В голове зашумело, я прижала к груди револьвер – предохранителей на них не предусмотрено и от удара об пол он вполне может выстрелить – и лишилась чувств.