И, оставив Лялю в страданиях, я приоткрыла дверь. На меня внимания никто не обратил. Шеф, видимо, в неравной борьбе отвоевавший свое законное место, сидел теперь за письменным столом, обер-полицмейстер – чуть сбоку, диспозиция остальных присутствующих не поменялась. Я юркнула ужом, сокрушаясь, что платье на мне не желтое и со шпалерами слиться никакой возможности нет, и бочком подскочила к подоконнику. Разбойный чиновник без слов подвинулся, уступая мне место, и я устроилась рядом, еще и шторкой прикрывшись. Перфектно!
На столе шефа, за границами поля зрения которого я сейчас сидела, лежал ворох фотографических карточек, схема, составленная от руки, показания приказного самописца. И я, по своей старой привычке, взглянула туда. В нашем сыскарском деле главное – в чужие бумаги заглядывать, ибо в свои всегда успеешь. Я же и у лавочников узнала больше не из пояснений доброжелательных, а через такие вот зырканья. Это же просто удивительно, сколько таким образом почерпнуть можно!
А ведь мы с Крестовским, наверное, видели его, то есть убийцу. Он же наверняка в той плотной толпе у кафешантана тоже прохаживался, начала представления ждал. А потом в антракте зашел в будуар, и…
– Накуролесили вы, господа чардеи! – Петухов достал из кармана серебряную табакерку, угостился табачком, чихнул громогласно.
На шефа смотреть было страшно. Он был не просто зол или боевит. Под внешним холодом скрывалось отчаяние, но заметить его могла, наверное, только я. И то лишь потому, что светлый лик своего начальства изучаю всегда и во всех подробностях. А ведь ему придется сказать господину обер-полицмейстеру, что Эльдар был в том Швейном переулке примерно в то же время. Иначе в укрывательстве обвинят и большие проблемы по службе ему обеспечат. Но пока не говорит, пока держится, атаки Петухова отбивая как бы нехотя. А тот прижимает – и свидетели у него есть, и заключение чардейской коллегии о мамаевских способностях к колдовству, и письма к Венере, Мамаевым же подписанные. А Венеру, оказывается, Бричкина звали, Настасья Степановна, и не из каких парижей она к нам не приезжала, а прибыла прямиком из Крыжопля – тоже дорога немалая, – где последние полгода в кафешантане городском выступала с теми же афишами.
Сосед мой по подоконнику тоже слушал со всем вниманием и время от времени поглядывал на меня, видимо, желая реакцию проследить. Поэтому я охала бесшумно, глаза закатывала и кивала, чтоб сделать ему приятное. Ведь человек мне место подле себя уступил, так что ответную любезность оказать мне было несложно.