После мимической демонстрации сомнений у меня не осталось.
– Так меня господин Бесник в госпиталь доставил?
– Именно. А тут все одно к одному. Я только закончил начальство ваше пользовать, тут он, жених ваш. И глазами… – Матвей Кузьмич вторично показал как, но в этот раз на меня особого впечатления не произвел. – Хорошо, что я не успел еще со службы удалиться, сразу за вас, голубушка, принялся. Так кто, говорите, вас пришибить-то пытался?
– Лошадь? – ответила я вопросом, но с готовностью.
– Не похоже, – покачал головой эскулап. – И ожоги у вас были по шее и на плечах.
Я испуганно потянулась руками к вороту.
– Уже нет, – остановил меня Матвей Кузьмич. – Их-то я первым делом свел. Поганая штука, как будто крапивный след или гусеница по вас ядовитая ползала.
Я тряхнула головой. Ни про каких гусениц память моя ничего не сохранила. Я помнила, как пошла на каретный двор, осмотрела коляску, поболтала с лошадкой – серой глазастой красавицей, потом наклонилась к копытам… Не похоже, что меня лошадь треснула. Если бы она, удар пришелся бы вскользь от виска, а меня по затылку огрели. Ожоги опять же… Лошадь, что ли, ядовитая? И Бесник…. Когда он там очутился? Или он самолично меня оприходовал, а потом испугался чего и сюда притащил? Может, силы не рассчитал, думал легонько стукнуть, а получилось со всей силы? Нет, глупости! Не тот Бесник неклюд, чтоб сыскных барышень калечить в подворотнях. Он бы один на один со мной вышел, да в личине беровой. Потому что сумерки уже были, он свою звериную ипостась уже контролировал плохо. Были сумерки, а сейчас? Я взглянула в сторону окошка, прикрытого прозрачной кисеей занавески, тоже белоснежной. Опять сумерки? Времени сколько?
Об этом я и спросила Матвея Кузьмича, обнаружив, что часики мои на сорочку, в коею обрядили меня неизвестные лекарские служители, не прикреплены.
– Около семи. И ежели вы, Евангелина Романовна, на службу решили торопиться, так бросьте. До вечера вам придется у нас побыть.
– Вы же сами сказали – здорова я?
– Порядок такой, – не пошел на уступки лекарь. – Засиделся я с вами, заболтался, голубушка. Вы отдохните пока, поспите. А через часик служители дневные явятся, так вас и покормят, и чаем напоят.
Я легла на подушку. Порядок, значит, порядок. Сказали лежать – значит, буду лежать. Покормят опять же. Есть хотелось. Потому что из-за службы своей я два дня питалась кое-как, и если не считать вечернего, позавчерашнего уже чаепития с Лукерьей Павловной и Мамаевым, маковой росины во рту не держала.
Поэтому я попрощалась с Матвеем Кузьмичом и стала ждать еды. Попросить лекаря отправить весточку в чародейский приказ я попросту забыла.