Весь день Елена Павловна изыскивала себе занятия, лишь бы отвлечься, забыть про то, что мучило. Вечером после обеда надумала пойти к модистке: пора, дескать, позаботиться о наряде к предстоящему балу. Иван Артемович предложил заложить в кошевку любимую ею мухортую кобылу.
— Не нужно, — удержала она его, когда муж хотел распорядиться. — Пройдусь пешком — всего-то два квартала.
— В этакую стужу! При твоем состоянии…
— Напротив, полезно. Утром я выходила из дому, мне только лучше стало от этого, — заверила она.
— Ну, если так, — не возражал больше супруг.
В воздухе еще витал едва ощутимый запах недавнего полуденного потепления — первое в эту зиму напоминание о приближающейся весне. Но заметно уже приморозило. Солнце повисло над Кайской горой, вот-вот скроется за ней. Небо в той стороне сделалось предзакатно палевым, но еще не начало багроветь. Холодные тени от домов наискось пересекали улицу.
Пройдя немного, Елена Павловна оглянулась. Особняк смотрелся мрачным, кирпичные выступы, озаренные косыми лучами с одной стороны, разлиновали бревенчатую стену сверху вниз. Крохотные оконца в углублениях между контрфорсами наводили на мысль о тюрьме. Недоставало только решеток. Впервые в глаза ей бросилось несоответствие парадного крыльца с навесом, самодовольно выступающего в улицу, с видом стены, обращенной во двор, как будто подставили одно к другому из разных зданий.
Особенно дом Валежиных проигрывал в соседстве с двухэтажным особняком Бабаевых, карнизы и наличники которого изукрашены затейливой резьбой, а по углам на скате крыши стояли причудливые башенки. Сейчас, под снежными шапками, они напоминали клетки для канареек, когда их закрывают накидкой, чтобы птицы уснули. Казалось, имей она возможность жить вот в таком праздничном, светлом доме, все ее беды сняло бы как рукой.
Рукам в енотовой муфте было покойно и тепло. Утреннего ветра не стало, но дым не поднимался кверху, а оседал, обволакивая улицы пахучим туманом. Про цель, с какой она вышла, Елена Павловна позабыла, а когда спохватилась, увидела, что идет в другую сторону. Возвращаться не захотела. Дойдя до Баснинской, машинально свернула направо и вышла на Амурскую, и лишь тут сообразила: ноги сами несли ее к знакомым местам, где прошло ее детство. Во всякую трудную и печальную для нее минуту ее тянуло туда. Одноэтажный дом окнами на Ангару, вернее, на прибрежный пустырь между двумя каменными церквами, по-прежнему стоит там. Каждый раз, когда она проходит мимо его высоких окон, сердце у нее обмирает от щемящей и сладостной тоски.