— Я не знал, что Валежин приходится вам родственником, — опять напомнил Мирошин: видимо, он не очень-то уверовал в искренность помощника пристава, который недавно похвалил его за проявленное усердие.
Вот и попробуй искоренить пропаганду, если не один Мирошин, а буквально все от городового до полицмейстера так и поступают: напав на след преступника, вначале выясняют, не приходится ли он родственником кому-либо из начальства, и только после этого действуют сообразно обстоятельствам: наказывают по всей строгости закона или идут на любую поблажку.
Теперь уже решительно никаких сомнений не осталось: Валежин связан с контрабандистами, действует нагло, без зазрения совести. Неужто он и впрямь рассчитывает на заступничество шурина? По всей видимости, занимается преступным промыслом давно. Вот ведь, поди ж ты! В голову не приходило заподозрить. Вид у него вполне благообразный. Помнится, впервые увидев изображение картины Тициана, Михаил Павлович подумал: до чего же его зять Иван Артемович похож на тициановского Христа. Только у Христа на картине волосы длинные, распущенные на плечи, а у Ивана Артемовича подстрижены и прибраны. И борода у него будет поаккуратней. А в остальном сходство несомненное.
«И тут тоже обман!» — возвратился он к мысли, пришедшей ему днем, когда он случайно встретился с Василисой.
Внешность Христа, а души и в помине нет! Невозможно представить, чтобы у существа, наделенного душой, могли возникнуть мысли, какие высказывает Иван Артемович. Дьявол ему их нашептывает? Так почему же он другим не нашептывает? Скажем, вот ему, Мирошину, или тому же Захару, сидельцу из лавки Валежина. Выбрал зятя Михаила Павловича, ему нашептывает.
«А может быть, тому и нашептывает дьявол, кто лучше способен его услышать!»
Мысленно Михаил Павлович разделял всех людей на три категории. Самая многочисленная — люди, совершенно не интересующиеся высшим смыслом жизни, озабоченные лишь тем, как бы получше использовать отпущенные им дни, успеть насладиться. Хотят прожить свою жизнь в благополучии, и только. Другой цели не знают. Одни из них преуспевают. И те и другие не бывают счастливы вполне, поскольку представление о благополучии не имеет пределов, всегда есть повод завидовать кому-либо, более удачливому. А когда человека одолевает зависть, говорить о счастье не приходится.
Другие — к их числу Михаил Павлович относил Пригодина и ему подобных, а теперь вот присовокупил своего зятя, — разрушители основ. Если первые приспосабливаются к условиям, какие уже есть, эти стремятся их разрушить, чтобы наступивший хаос использовать себе во благо. Верно, под благом они не обязательно понимают богатство и достаток, это может быть почет, известность, слава. Богатству отводят второстепенную роль. Если, разумеется, богатство само по себе не служит целью для достижения славы. Можно ведь прославиться и за счет богатства.