Гигантский норманн был реалистом. Он знал, что всего лишь случай привел его в самое сердце вражеской цитадели, и это нисколько не поможет ему. В Утремере жизнь всегда была опасной. Если он и дальше будет ждать возможности неожиданно ударить по Нуреддину и Косру Малику, то ему может не представиться подобной возможности. Сейчас же у него и в самом деле были шансы отомстить так, как его желала его черная душа.
То, что он мог потерять жизнь в этой заварушке, не имело для него никакого значения. Мужчины рождались для того, чтобы умереть в бою. Во имя веры. А Кормак Фицжоффри тайно склонялся к вере своих предков — викингов, поклоняющихся в Вальхалле, и был уверен, что смерть от меча — лучшая из смертей. Мишель, освободив девушку, мгновенно забыл о первоначальном плане мести. Кормак не винил оруженосца. Жизнь и любовь были для молодых. Но мрачный ирландский воин был в долгу перед Жераром и был готов заплатить этот долг, даже ценой собственной жизни. Кормак был верен мертвецу.
Единственное, о чем он жалел, так это о том, что не смог отдать Мишелю своего черного жеребца, но он знал, что его конь никого к себе не подпустит. «А теперь этот конь, если я умру, попадет в руки мусульман», — со вздохом подумал Кормак, а потом, покрепче сжав рукоять меча, направился вверх по лестнице.
Поднявшись по лестнице, Кормак вышел в коридор. Он двигался быстро, но осторожно. Меч ледяной сталью мерцал в его руке. Коридор неожиданно повернул, и Кормак, следуя за ним натолкнулся на турецкого воина, который остолбенел, разинув рот при виде мрачного убийцы, который тихим призраком смерти скользил по замку. Однако прежде чем турок пришел в себя, Кормак разрубил ему горло.
Мгновение норманн простоял над своей жертвой, прислушиваясь. Где-то впереди он услышал низкий гул голосов. Судя по всему, турок со щитом, на котором был нарисован ятаган, стоял на страже перед какой-то важной дверью. Редкие факелы, развешанные по стенам коридора, едва могли осветить широкий коридор, и Кормаку пришлось двигаться на ощупь. Однако он быстро обнаружил широкий портал, замаскированный за толстыми шторами. Заглянув через щель, он увидел большую комнату, где собралось множество вооруженных воинов. Они были в кольчугах и островерхих шлемах, носили широкие накидки. У каждого на поясе висел кривой меч. Все они выстроились вдоль стен, а на шелковых подушках посреди комнаты сидел их вождь — правитель Эль Гора. Нуреддин Эль Гор — высокий, худой, с тонким носом с горбинкой и темными глазами. Больше всего он напоминал ястреба. Его отчетливо семитская внешность являла собой явный контраст с внешностью, окружавших его турок. Правой тонкой, но сильной рукой он непрестанно ласкал эфес длинной тонкой сабли. Одет он был в кольчужную рубаху. Шейх-изменник, бежавший из Южной Аравии, был человеком незаурядным. Его мечта о независимом королевстве, которое он мог бы создать в этих горах, была вовсе не безумной идеей, навеянной дымом гашиша. Ему нужно было лишь заключить союз с несколькими сельджукскими вождями и франскими ренегатами, такими, как фон Гонлер, а так же принять под свои знамена побольше банд арабов, турок и курдов. Тогда Нуреддин и в самом деле стал бы представлять угрозу как для Саладина, так и для франков, которые все еще пытались сохранить Утример… Среди собравшихся в комнате турок Кормак разглядел овчинные шапки и волчьи шкуры диких вождей курдов и туркмен. Выходит, этот араб и в самом деле был достаточно известен, раз к его войску примкнули такие личности.