– Почему ты имеешь право на сон, а я нет? – спросила Лорен, чувствуя, как дрожит подбородок.
– Солнышко, я понимаю, что это все очень тяжело, правда, – сказал Патрик. – Я ведь был рядом с тобой все это время. Но если подумать, какой смысл нам обоим не спать? Просто из солидарности? Если я буду соображать как следует, от меня днем будет куда больше толку.
– Но, Патрик, мне нужна помощь по ночам. Ночью тяжелее всего.
– Да, но… Мне, наверное, не стоит сейчас поднимать эту тему, но я беспокоюсь и о работе тоже. Ты просто посмотри на меня. Можешь себе представить, что будет, если я там появлюсь в таком виде? Я же глаз разлепить не могу.
– Но ты выходишь только через неделю. Еще целых пять дней отпуска по уходу за ребенком плюс выходные. Я не могу все делать одна, как ты себе это представляешь?
– Я знаю, милая, прости. Не плачь.
Патрик снова сел на диван и обнял ее свободной рукой. Лорен жестом указала на коробку с бумажными салфетками – вытереть слезы, и Патрик поставил ее поближе. Какое-то время он молчал, и Лорен было решила, что ему нечего добавить, но тут он заговорил снова.
– Но ведь скоро тебе придется все делать одной, разве нет? – Он старался смягчить свой тон, как будто одно это могло смягчить удар. – Надо как-то привыкать, потому что, ну, через неделю я уже не смогу быть постоянно рядом, чтобы тебе помогать, я буду на работе. При всем желании я не могу вечно сидеть дома с детьми и ничего не делать, я очень хотел бы, но кто-то из нас двоих должен пойти на жертвы.
Его слова ударили под дых, точнее, даже не сами слова, а то, что под ними подразумевалось. Лорен почувствовала опустошающее одиночество – она ошибалась в Патрике, все это время думала, что знает его, а теперь, когда уже слишком поздно, наконец разглядела его настоящее лицо. Сидеть с детьми и ничего не делать! Как будто уход за детьми – не работа. Нет, ему наплевать, на всех наплевать, кроме себя самого. Ее сердце сжалось, съежилось, точно простреленная надувная лодка, и малыши явно это почувствовали. Наверное, это правда, что сознание новорожденных связано с сознанием матери. Так писали в той книге, что она читала во время беременности, – о развитии мозга у грудничков. Вроде как, с точки зрения младенца, он и мать – единое целое, а если так, мальчики должны чувствовать все то же, что и она. Похоже на правду, во всяком случае, Морган открыл рот и отцепился от груди, Райли выгнул спину и весь напрягся, и оба немедленно расплакались. Патрик и Лорен, взяв каждый по малышу, принялись укачивать их, расхаживая по комнате непересекающимися кругами.