Закончив речь, Тхолрог не ощутил триумфа, Эйримах была скорее встревожена, чем восхищена. Между тем Хогьё, сестра молодого предводителя героев, попросила показать место побоища. Посмотреть пошли все — дети жестокой варварской эпохи, они еще не умели приходить в ужас при виде крови и смерти.
Горцы, воодушевленные своей победой, собирали сброшенные на врага камни, чтоб вновь затащить на скалы. Эйримах с волнением рассматривала трупы, но те из них, чьи тела более или менее сохранились, судя по татуировкам, при жизни были воинами из другой деревни, а многие даже из другого племени. Это были не соседи Роб-Сена, а их союзники… Следовательно, ин-Келг не мог оказаться одним из них. На сердце у девушки отлегло.
Дочь Роб-Сена заметила захваченных горцами пленников и, когда Тхолрог отошел, шепнула Эйримах:
— Они не наши…
— Знаю! Тише! Не при нем…
Впрочем, пленница вряд ли нуждалась в этом совете. Дочь народа, скрывавшего под налетом культуры не меньшую, а, пожалуй, большую свирепость и дикость, чем горцы, прекрасно понимала всю шаткость своего положения, всю опасность, которой она подвергалась, оказавшись пленницей.
Тхолрог, между тем, взобравшись на скалу, держал речь перед своими воинами, вдохновляя их на новый бой. Его голос гремел, его жесты были резки и воинственны, его плечи — широко расправлены.
Дочь Роб-Сена смотрела на него с невольным восхищением, и в глубинах её души рождалось властное влечение к нему, то влечение, которому в грядущие века суждено было навеки слить воедино их расы. Презрение к «диким и вонючим горцам», которое внушали ей с детства, уступало место восхищению доблестью и красотой этого народа. Когда Тхолрог закончил, мрачно затрубили боевые рога, обещая новое кровопролитие. Вождь не удержался от хвастовства и, глядя на Эйримах, заявил:
— Никому из жителей низин не пройти через ущелье!
Девушка, потупив взор, отвернулась. Она любила молодого вождя, спасшего ее жизнь от медведя, но любила его любовью сестры. Любовь же, которую женщина дарит мужчине, на веки принадлежала другому…
Тхолрог почувствовал укол ревности. Как смеет она желать другого, да еще жителя низин?!
— Все они умрут! — с ненавистью и злобой процедил он сквозь зубы.
Но тут он увидел глаза дочери Роб-Сена, и его ярость растворилась в этих бездонных черных омутах.
В то время, как он стоял в нерешительности и смущении, издалека донесся рев боевых рогов.
— Наши братья также вступили в битву!
Взгляд его скользнул по ущелью. Ветер свистел меж скал. Среди низких облаков парили орлы. Внизу над ужасающим нагромождением мертвых тел собирались вороны. Воинство обитателей низин превратилось в окровавленную гору искалеченной мертвой плоти. Тут и там валялись отсеченные руки и ноги. Из разбитых черепов вытекал на камни мозг… Триумф смерти, пир стервятников напоминал о том, каков конец всего, что живет, дышит и борется за жизнь под равнодушным небом…