Она хотела и ему сказануть, какая она, с тремя на руках, живучая, но не сказала, только, привстав, обняла всех троих и долго тискала их перемазанные картошкой мордашки. Словно бы искала оправдания своей житейской скупости, словно бы стеснялась своего умения жить даже и с такой вот ребячьей оравой. Выпив сейчас и поев горячего, уже находила свою жизнь вполне сносной. А чего? И сами сыты, и пришлых бедолаг накормили. Если разобраться, какого рожна ей надо? Дом есть, дрова есть, тепло и спокойно. И себе, и людям нашлось. Захотела — и поднесла бражки Коле, захотела — и приютила этих, с того света явившихся, горемык. Вот они, угрелись, выглядывают из овчин, аж носы поблескивают от удовольствия.
— Гулять так гулять, — заключила она свое короткое раздумье и потянулась к бидончику.
— Ну, Домна, ну, гуляка-кулебяка! — восхищенно запел Коля, притопывая от удовольствия голыми пятками. — Был бы праздник, будет и бражник. Ты не скупись, ты наливай, баба-кавалерия.
На лавке сытно завозилась ребятня, балуясь тонко настроганной репой. Юрий-большун, сидевший возле чужого мальца, даже подтолкнул его локтем, приглашая в свой круг. Но тот от толчка испуганно съежился, совсем втянул голову в овчину.
— Юрасик, — попробовала вытянуть его оттуда мать, — яны хлопчыки добрыя, яны не злуюцца. Пагуляй з ими.
— Не-е… — только и отозвалось из мехового нутра.
Сграбастав в ладони остатки репы, двое старших спустились с лавки под стол и побежали к печке. Там они расстелили возле огня дерюжку, повалились и заворочались, завозились, теперь уже как сытые волчата возле своей теплой норы. А Санька, про которого забыли, проворно полез через стол к матери, забрался к ней на колени и стал расстегивать кофту. Он припал к груди уже зубастым ртом, рвал и урчал, сердясь, что там ничего нет. Домна, разговаривая с Колей, вслепую шлепнула Саньку по губам, и тот взвыл было, но страх потерять сладкую и без молока грудь оказался сильнее боли. Только всхлипнул раз-другой и затих, чего-то зачмокал.
— Наказание прямо, — поежилась Домна, не отрывая Саньку, налила из бидончика еще по рюмке. — Молока в титьках нету, так соси бражку, оглоед ты ненасытный.
— Дивуюсь я, — осмелев, заметила Марыся, — хлопец таки ужо…
— А, большой, — отмахнулась Домна. — Кровушку по капельке высасывает, так вот и тянет, ирод.
— Во и я кажу: нельга давать яму груди.
— А что давать? Что я ему в рот суну? Дуранды вместо сиськи? Зубёшки-то не берут еще ничего, хоть и третий годок… А-а, так-то ты, зубан! — шлепнула она его вторично и, оторвав от груди, подтолкнула к печке, на общую дерюжку.