— Николай Иванович, извините за беспокойство, вы еще меня узнаете?
— К сожалению, — ответил Зверев.
— Если вы не возражаете, я загляну на минутку.
— Давай.
— Премного благодарен. — Борис поклонился автомату.
Воспоминание о человечке с толстыми линзами-очками на носу и тысяче долларов несколько испортило настроение, но Борис не умел хмуриться долго.
— Молодец, Борька, — сказал Николай, распахивая дверь. — Никак не мог найти предлог, чтобы не работать. Я сейчас пишу, как телегу везу, весь в поту и ни с места.
— Ты случайно на стихи не перешел? — Борис, потирая руки, прошелся по коридору, заглянул во все комнаты, отправился на кухню. — Где сама?
— Дежурит. Ушастика связали и отправили к бабушке. Слава богу, Цезаря забрала, только собаки мне не хватало.
Борис открыл холодильник, повел носом, довольно заурчав, вытащил трехлитровую банку с маринованными яблоками.
— Какой писатель без собаки? Терпи! — Он вынул из шкафа огромную глиняную кружку с надписью: «Здравствуй, Боря!», налил из банки маринад, яблоки выложил на тарелку.
Николай просматривал принесенный другом «Советский спорт».
Борис брал яблоко за хвостик, вытягивал полные губы, откусывал половину, затем отправлял в рот остатки, а черенок клал на тарелку. Когда с яблоками было покончено, он довольно кивнул, перечитал на кружке надпись, отпил глоток. Он задумчиво посмотрел на банку, решительно тряхнул головой, долил кружку, хотел убрать банку в холодильник, но в последний момент зажмурился и, подняв над головой трехлитровую бутыль, сделал несколько крупных глотков, быстро убрал ее в холодильник, решительно хлопнул дверцей.
— Твоя Любка диверсантка, знает мою слабость. — Он сел на место, любовно обхватил кружку ладонями. — Завтра мы с Петром начинаем новую жизнь: он будет работать, а я сажусь на диету. — Борис захохотал, поперхнулся, посмотрел на Николая серьезно. — Да, Петр… Ты ничего не заметил? Нет? Друг, называется. Что-то с нашим Петрушей происходит.
Николай слушал с безразличным видом. Когда Борис задавал вопрос, Николай кивал. Он знал, Борису не нужен ответ, сейчас выговорится и потребует помощи. Не попросит, именно потребует.
Борис говорил, Николай лишь изредка кивал. Он и не слушал ничего, Борьку не всегда нужно слушать, его слишком волнует Борис Нечаев, чтобы он всерьез от этого отвлекался. Если он и отвлекается, то лишь затем, чтобы показать окружающим, какие они скучные, как много у них пустых проблем — жизнь же прекрасна, всюду райские сады, не ленись в них зайти. С ним легко, Зверев ему всегда рад, как рад человек свой улыбке. Иногда Зверев задумывается: может, Борису и не смешно — и Борька защищается, шутками и смехом прикрывает себя, как щитом.