Только забрезжил рассвет 10 мая 1940 г., а Паульхайнц Ванцен уже понял, что не уснет. Подушка не могла заглушить постоянного гула авиационных моторов. Когда газетчик встал, то увидел уходящие в небо над крышами домов силуэты бомбардировщиков и истребителей, взлетавших с двух аэродромов Мюнстера. Едва добравшись до бюро, Ванцен включил радио. Не успел он дослушать новости, как зазвонил телефон – Министерство пропаганды раздавало инструкции по подготовке специального выпуска. Поскольку телефон трезвонил не умолкая, Ванцену едва удалось набросать редакционную статью. Гражданское начальство всех мастей в Мюнстере пыталось разобраться в происходящем. Как далеко продвинулись немецкие войска? Оказывает ли неприятель противодействие? Правда ли, что и Италия вступила в войну? От звонившего сотрудника СД Ванцен узнал, что накануне вечером военное командование запоздало с приказами о начале наступления, поэтому полиции пришлось собирать солдат по кинозалам, театрам и пивным. Потом вернулся первый самолет с грузом из трех убитых и восьми раненых немцев из числа участников штурма голландского аэродрома Ипенбург под Роттердамом. В 11:00 из Министерства пропаганды поступили указания для прессы с сообщением о том, будто «Голландия и Бельгия сделались новыми объектами нападения западных держав. Английские и французские войска вступили в Голландию и Бельгию. Мы наносим ответный удар». Цель союзнических армий – «вторгнуться в Рур». Во второй половине дня Ванцену вновь позвонили из СД с вопросом «насчет настроений среди населения»; они там, похоже, надеялись, что журналист приложил ухо к земле[184].
Вечером германское радио передавало первые сводки с мест боев, доводя до сведения граждан вести о начале генерального немецкого наступления на западе и о том, что фюрер отправился на фронт. Покинув наэлектризованную атмосферу кабинета, Ванцен очутился совсем в ином мире. «На сцене улиц Мюнстера, – отмечал он в тот вечер, – ничего не изменилось, всюду царили спокойствие и мир», только очереди в газетные киоски говорили о происходящих событиях. Паульхайнц пребывал в уверенности, что ночью Мюнстер будут бомбить. «Если англичане не смогут сделать этого, – заключил он твердо, – тогда войну они, считай, уже проиграли»[185].
Бомбардировщики так и не прилетели, но 10 мая около шестидесяти бомб упали на Фрайбург, небольшой город в Бадене. Впервые за много месяцев удару подверглась гражданская цель в Германии. Противник старался попасть в железнодорожный вокзал. Германские власти в коммюнике осудили действия «трех союзнических самолетов, которые сбросили бомбы в центре Фрайбурга, убив двадцать четыре гражданских лица», и пригрозили: «Отныне каждый бомбовый рейд неприятеля против мирного населения в Германии встретит пятикратный ответ германской авиации против английских и французских городов». На следующий день немцам объявили, что тринадцать жертв оказались детьми, погибшими на общественной детской площадке. А число смертей поднялось до пятидесяти семи. СМИ не забывали о бомбежке Фрайбурга, то и дело поминая ее в новостях. Когда же народ узнал, что самолеты были французскими, СД тут же зарегистрировало реакцию: «всеобщее негодование… и в конечном счете чувство ненависти к Франции». События 10 мая постоянно подавались как «убийство детей во Фрайбурге». В действительности гибель мирных жителей стала следствием ошибки пилотов и штурманов немецких бомбардировщиков, которые сбились с маршрута в густой облачности и отработали вместо Дижона по Фрайбургу. Позднее СМИ внесли поправку, хотя вовсе не признали вину немцев: просто французские самолеты сделались британскими. «Англичане развязали войну против детей»