Мобилизованная нация. Германия 1939–1945 (Старгардт) - страница 80

Известие застало юного сына врача, Гельмута Паулюса, на плацу, где их часть практиковалась в применении штыка. Многие сослуживцы Гельмута происходили из баденского района Рейнской области или даже из того самого Фрайбурга, где жили их семьи, поэтому на всех случившееся произвело глубокое впечатление. Один солдат, известный как обладатель ровного характера и оптимистических взглядов, «не мог более совладать с собой и внезапно начал плакать прямо во время упражнений», как написал домой Паулюс. Начальство скомандовало отбой, давая солдатам время успокоиться. Очень своевременно, поскольку штык одного из чересчур разволновавшихся товарищей чиркнул по каске Гельмута и слегка оцарапал его горло. Ежедневная боязнь носить противогазы заставляла молодых людей сильнее беспокоиться об оставшихся дома семьях. Не один Гельмут боялся сброса британцами бомб с отравляющим газом. Повсюду в Германии среди самых ужасных страхов при авианалетах применение газа занимало одно из первых, если не самое первое место. В Пфорцхайме родители Гельмута отменили запланированную поездку в Вену, а отец поставил усиленные окна для защиты от бомбовых атак в подвале и плотно закрыл их «до тех пор, пока не пройдут эти мрачные дни»[187].

В большинстве своем нервное внимание народа приковывали события на фронте. «Вот и случилось так давно и со страхом ожидаемое. Началась битва на западе», – писал Вильм Хозенфельд из Венгрува в оккупированной Польше. В то утро он проснулся в 4:00, преисполненный чувства благодарности за то, что еще жив. Позднее в тот же день он пригласил своего нового капитана поехать верхом в еврейский квартал, где Хозенфельд обычно бросал сладости ордам оборванных детишек. Как бы там ни чуждался он жестокости немцев в Польше, Хозенфельд сделался полностью вовлеченным в происходившее. «Теперь это сражение не на жизнь, а на смерть, – продолжал он делиться мыслями с Аннеми. – Не могу отделаться от мыслей о событиях, разворачивающихся на западе. Они висят на моей душе кошмарным грузом»[188].

Наскоро собранные донесения о настроениях повсюду в рейхе позволили СД сделать вывод о том, сколь сильно удивило народ внезапное вторжение в Голландию и Бельгию, и отметить факт перехода общего настроения в состояние «глубокой серьезности». Все рапорты с мест подтверждали: люди «внутренне убеждены в необходимости такого трудного шага и в принесении жертв, которые он потребует»[189].

Германское наступление началось с вступления войск на территорию Люксембурга на протяжении ночи. А сразу перед рассветом 10 мая развернулось полномасштабное вторжение в Бельгию и Нидерланды. Хотя во время прошлой войны Нидерланды сохраняли нейтралитет, во всех остальных аспектах казалось, будто вермахт повторяет вариант плана Шлиффена образца 1914 г., атакуя Францию через Нидерланды. Все знали, что нельзя гарантировать быстрое продвижение через Бельгию, как в августе и сентябре 1914 г., поскольку в годы между войнами бельгийцы изрядно потрудились для укрепления своей восточной границы. Железобетонные бункеры фортов прикрывали три линии оборонительных рубежей по берегам водных артерий с каналом Альберта и фортом Эбен-Эмаэль в центре. Именно тут и началось германское вторжение: с рассветом на десяти планерах прямо на крышу оборонительного комплекса высадился десант; одиннадцатый вместе с командовавшим операцией молодым лейтенантом сбился с курса, но восемьдесят парашютистов его подразделения прошли до того отменную выучку и исправно делали свое дело, пока командир не присоединился к ним. Забравшись на гидравлически управляемые орудийные башни форта, десантники применили новое оружие – кумулятивные заряды. Поливая защитников через пробоины из огнеметов, они посеяли среди них панику. К концу дня форт и два обороняемых его гарнизоном ключевых моста – в Вельдвезельте и Вруховене – находились в руках немцев, что открывало путь в центральные районы Бельгии немецкой 6-й армии. Зазвучавшие по радио в субботу, 11 мая, новости об этом оказали самое благоприятное воздействие на моральный дух народа в тылу