— Да неужто с Японии? — всплескивала руками старуха. — Это где ж указано, Лизонька?
— Да вот, на бирке, мне Егор Тимофеевич прочел, видишь, буковки меленькие, мадеин жапан.
— Гляди-ка, небось деньжищ стоит немерено! Раз с самой Японии везли.
— А то! Наш Олежка чего хочешь достанет. И всегда-то угадает и с размером, и с цветом. Помнишь, какую он кофточку из Чехословакии привёз?
Олег благодушно слушал женскую эту болтовню. Понятно, что и тётка, и бабаня восхищаются искренне его подаркам и умению доставить радость. И приятно было навестить родню, которая говорит только о хорошем, словно плохого в их семье никогда не случается, а если и было что, давно быльём поросло и предано навсегда забвению.
Тёткин муж пошёл молодого родственника провожать. Размяться не мешает да Гену навестить. Вроде не виделись давно.
— Прям давно, — рассмеялась Лизавета, — вы ж вчера в домино резались. Ну ладно, прогуляйся, только до темна вернись, сегодня показательные выступления будут, пропустишь Роднину с Зайцевым.
Егор Тимофеевич полдороги шёл молча и вдруг почти перед их домом остановился и неожиданно сказал:
— Ты уж меня прости, парень, хоть мы теперь родня, но, может, я не в своё дело суюсь. Девочка твоя тут больше не проживает.
Олег молча полез за сигаретами: вроде как его не известие остановило, а покурить захотелось.
— Переехали, значит, — стараясь придать голосу равнодушие, спросил он.
Егор Тимофеевич замялся, так же медленно достал папиросы и наклонился к Олегу за огоньком. Все его действия и то, как медлил с ответом и раскуривал папиросу, начали раздражать. Ну точно как котяра соседский, что ходил еле-еле, переваливаясь от сытости с боку на бок.
— Видишь ли, я сплетником сроду не был и под старость им быть не хочу. Говорю то, что слышал от Варвары Кузьминичны. Твою жену бывшую вроде как прав на ребёнка лишили, потому как находится неизвестно где, а про её мамашу тебе говорить не нужно. Поскольку больше никто из родни не изъязвил желания поучаствовать, то её и сдали в детдом.
Олег молчал, блуждающим взглядом скользя по знакомому с детства пейзажу, и неловкая эта пауза злила до ужаса. Егор Тимофеевич поглядел на часы и кивнул: идти, мол, пора мать с отцом заждались небось.
Так оба больше не проронили ни слова, пока порога не переступили. Олег как будто и не было ничего рассказывал матери о работе, смешил историями, что непременно случались каждую смену в лагере. Антонина всё выспрашивала, правда ли, что лагерь такой богатый и большой, что у них аж две столовых. Надо же! И детки по трое в палатах живут? Ну прямо санаторий. И до чего дешёвые в этом южном городе фрукты! По возвращении сын тащит целыми коробками. Жаль, что абрикосы плод нежный: как ни береги, а всё равно за дорогу сколько-нибудь да раздавишь. В прошлый раз они замучились варенье варить. Аж тазов не хватало, занимали у соседей. И Олег поддерживал эту лёгкую безопасную для себя беседу, пока не ушёл домой тёткин муж и не улёгся спать отец.