Антонина перетирала посуду. Сын остался с ней и наконец, собравшись с духом, спросил:
— Мам, а что, Валю действительно отдали в детдом?
Тоня вздрогнула, разжала пальцы, но успела подхватить чашку почти что у самого пола. Она резко выпрямилась и в упор уставилась на сына.
— Кто тебе сказал? Бабка, что ли?
— Сорока на хвосте принесла. Не волнуйся, ни бабаня, ни тётка, ни её муж. Неважно, кто сказали, и всё.
— У кого это язык зачесался, — буркнула мать. — Чего тебе ещё наплели?
— Мам, давай не будем, а? Ты не следователь, я не на допросе. Не хочешь, чтобы сплетни слушал, расскажи сама.
Антонина помрачнела, села за стол, стряхивая с клеёнки несуществующие крошки.
— Ну шаромыжница эта Лидка, — нехотя начала мать. — Загуляла опять. Дома не появлялась, говорят, укатила в неизвестном направлении с мужиком каким-то шабашником. Выриковой и дела нету, один раз девчонку из сада не забрали, другой — нянечка её сама домой повела, а потом сообщили куда следует. Лидку на суд вызывали, а её уж след простыл, не доискались. Словом, комиссия постановила прав лишить и оформили как положено.
— А мне, значит, не посчитали нужным сообщить? — криво усмехнулся Олег.
— Да тебе какое дело? — повысила голос Антонина. — Ты ей батька родной, что ли? Сообщить ему, видите ли, нужно! Ты этому дитю никто, ни сват ни брат. Государство лучше знает, куда её пристроить.
— Не кричи, отца разбудишь. И вообще больше никогда на меня не кричи.
Мать удивлённо вскинула на него глаза, и аж дыханье перехватило. Что это с ним? Хотела вновь голос повысить, чтобы в разум вошёл и осеклась. Сидит перед ней высокий и здоровый мужик и, наверное, со стороны действительно глупо обращаться с ним как с мальчонкой или даже подростком.
— Сыночек, — как можно мягче произнесла она. — Ты сам рассуди, ну было с тобой по молодости, по глупости, так закончилось всё давно. Чего ж теперь ворошить?
— Да ты что, решила, что я побегу Лидку, что ли, разыскивать? Про дочку разговор.
— Да с чего ты взял, что она тебе дочка?! — вновь сорвалась Антонина. — Столько времени не вспоминал, а теперь хватился: кровиночку родную в детский дом упекли!
— Да перестань ты, — скривился Олег. — Мне непонятно, почему никто из вас мне ничего не рассказал, словно я дурачок какой или пацан желторотый, мол, твоего мнения не надобно.
— Да что рассказывать-то было?! Тебе не всё равно, не твоя эта девчонка и весь разговор!
— Ну ладно, я всё понял. Это уже не беседа, а так — из пустого в порожнее. Сам разберусь, спокойной ночи.
Мать встала и вновь принялась перетирать насухо посуду, но вдруг швырнула полотенце и с размаху опустившись на стул, уронив голову на руки, заплакала.