Олег подошёл к дому Выриковых, когда опустились сумерки. Не хотелось, чтобы кто-то видел. Господи, не дом, а конура собачья. За все эти годы жильцы палец о палец не ударили, чтобы что-то подправить. Вошёл, не постучав. В нос шибануло вонью хлеще, чем в деревянном нужнике. Гришка спал за столом, тёща сидела рядом с ним, а чуть поодаль развалился Вовка. Лицо его показалось Олегу ещё неприятнее, чем раньше. Губы узкие, взгляд стал волчий, вдоль тощей руки синяя наколка — небось в колонии сделал.
— Ядрена вошь! Сродственник прикостылял, — хохотнул парень. — Чо, гостинчика с города привёз или сеструхе маляву чиркнул? Так я передам, если четверной отслюнявишь.
Олега передёрнуло от омерзения.
— Сиди молчи, когда нужно будет, спрошу.
— Я в своём дому, — продолжал изгаляться Вовка. — Мне твоего разрешения не надо, могу враз взашей погнать. А упираться начнешь, могу и ножичком почиркать.
Олег не выдержал, сгреб пакостника за шкирку и одной рукой поднял вверх.
— Слышь ты, сиделец безвинный, ты тут из себя опытного зека-то не строй, сопляк дешёвый. Ножик свой перочинный подбери, пока не порезался, я тебе и без него шею сверну по-родственному.
— Вова, сынок, — словно наконец разглядев гостя, заверещала Нинка. — Ты это чего, не дебоширь, сыночек. А то опять участковый придёт и закроют тебя, Вовик.
Олег разжал пальцы, и подросток плюхнулся на обшарпанный стул, больно приложившись тощим свои задом о доски. Он матюгнулся, правда шепотком, пробурчал что-то и затих, злобно поглядывая исподлобья на незваного гостя.
— Выйдем на крыльцо, поговорим на свежем воздухе, — кивнул тёще.
Нинка боязливо протиснулась за ним: чего пришёл, как бы ещё не накликал беды на её разнесчастную голову.
— Куда Валю-то отправили? — закурив, чтобы перебить запах перегара от бывшей родственницы, спросил Олег.
— Так отняли внучечку, как есть отняли, — гнусаво заканючила Нинка. — Лида-то сбежала вовсе то ли с армяном, то ли ещё с кем не русским, значит. А мне что, я ж и не знала, что дитё здеся осталось, дак и не пошла в садик за ней. Думала, Лида с дитём уехала. А няньки-то и рады, напустили коммисиев и давай частить, мол, по судам затаскаем. И срамили на всю округу, словно я Валюшу бросила. У неё мать есть, вот к матери и претензии. У меня своего горя хватает, им в комиссиях деньги платят, чтобы за детями следить, вот пусть и следят. Олежек, дал бы хоть рубля три по-родственному, не чужие вроде. А то голодом сидим, — тёща демонстративно всхлипнула и сморкнулась в подол кофты.
Олег вытащил из кармана смятую пятерку, брезгливо протянул ей. Глаза Нинки вспыхнули, радостно оживилась, улыбнулась щербатым ртом.