Новенький (Сатклифф) - страница 4

Такая притягательная история, которую пересказывали чуть ли не слово в слово, почти наверняка была злобной выдумкой, однако разлетелась достаточно, чтобы превратиться в Школьный Миф. Джереми Джейкобс ушел из школы несколько лет назад, до появления слухов, что делало байку еще удобнее: поголовная сексуальная неуверенность теперь могла сосредоточиться на одном человеке.

Роберт Левин подвергался всем мыслимым издевательствам – от элементарных ежедневных насмешек до записок “Смерть пидорам” в портфеле. Надо думать, его жизнь в школе была совершеннейшей пыткой, но выдерживал он ее неплохо. Помню, встретившись с ним в первый раз, я (как и все) мимоходом спросил, правда ли это, насчет него и Джереми Джейкобса, а он лишь пожал плечами. Даже не разозлился – просто сделал вид, что ему все равно.

И вот я почувствовал, что внимание публики от меня ускользает, заметил в углу Левина и, не глядя на него, постепенно свернул на тему мастурбации и джакузи. Все вдруг снова навострили уши. Им было интересно, поскольку я прямо ни на что не намекал – просто ловко лавировал между двумя этими вопросами: сначала поговорил о том, как приятели время от времени дрочат друг друга и что это значит, потом упомянул о том, что обстановка ванной комнаты многое может сказать о сексуальных пристрастиях, и о том, как удобна для мастурбации джакузи. Потом стал болтать, как жаль, что Джереми Джейкобс ушел из школы, потому что у его родителей была чудная джакузи, о которой он всем нам мог бы порассказать, – и так далее и так далее. Я трепался, а в классе все смеялись. Не хочу хвастаться, но это действительно было смешно – и не грубо, поскольку намекал я весьма тонко. На Левина я даже не смотрел и его имени не упомянул ни разу. Это была умора. Очень, оченьсмешно. Такое мгновение полной власти. Все собрание в моих руках.

Тут я должен признать, что многие смеялись как-то чересчур. На самом деле смеялись они не со мной, а скорее над Робертом Левиным, – и совершенно отвратительным образом. Это меня обломало, потому что я не был жесток. Я просто пытался быть смешным.

Левину, очевидно, это не казалось забавным. Но он вроде бы и не злился. Может, был раздражен, но виду не подавал. Лицо абсолютно без выражения. Просто смотрел на меня так, будто внимательно слушал и пытался запомнить все, что я говорил.

В конце собрания, когда все повалили из класса, он остался в той же позе – все так жесидел и смотрел на меня. Будто ждал, что я заткнусь, хотя я уже заткнулся. Его взгляд, пустой класс, из коридора слышны голоса – все это меня тормознуло. Будто что-то еще должно произойти.