– Не знаю. Думаю, мы на территории кота Шредингера – это и случилось, и не случилось. И, поскольку наша цель состоит в том, чтобы ни одно из этих событий не произошло…
Я даже сама себя сбиваю с толку, поэтому просто затыкаюсь.
Папа молчит. У него всегда такое выражение лица, когда он пытается что-то понять. Я предполагаю, что дело просто в этой временной путанице, в которой все остальные пытаются разобраться, но затем он говорит:
– Как они будут распространять вирус? То есть я знаю, что он передается от человека к человеку после первого заражения, но изначально. Мы предполагаем, что они введут его в систему водоснабжения, но я помню, что читал несколько лет назад о том, что Нацбезопасность усиливает свою защиту на резервуарах, очистных сооружениях и прочем. В некоторых из менее развитых регионов можно было бы просто бросить его в местную реку или что-то еще, но здесь, и в Европе, и в городских районах… будет охрана.
– Верно, – говорит Бенсен. – Один из мужчин на собрании в Лэнгли – тот, что был в галстуке-бабочке, – он какая-то шишка из Министерства внутренних дел. Сказал нам, что это невозможно. Но у киристов есть люди в каждом агентстве, вероятно, с прямым доступом. Наверное, есть и агенты внедрения. И они могут даже решить, что защищают людей, а не…
Бен замолкает на полуслове, будто на него только что снизошло озарение. Он указывает прямо на меня, точнее, на мою руку, в которой я держу бутылку с водой.
– Или они могли бы пойти коммерческим маршрутом. Сколько людей выпивают по нескольку таких каждый день? Стоит настигнуть одного из главных дистрибьюторов, и… в городе заражено достаточно людей, чтобы достичь максимального распространения вируса.
Я снова закрываю бутылку и ставлю ее на стол. Почему-то мне больше не хочется пить.
Аддис-Абеба
11 сентября, 8:45
Этот гигантский собор здесь, в Аддис-Абебе, вероятно, в двадцать раз больше крошечной часовни в Шести Мостах. На скамьях нет мертвых тел, лишь сорок священнослужителей средних лет устраиваются поудобнее и болтают со своими соседями. Тем не менее это нервное чувство в глубине моего живота и сильный страх, который я ощущаю, пока мы с Джун ждем появления Конвелла и другой-Кейт, вызывает странное чувство дежавю. Я выдохну с облегчением, когда эти флаконы окажутся вместе с остальными внутри наполненной отбеливателем ванны в клинике Джун.
В первых трех храмах все прошло невероятно, удивительно хорошо. Джанин, представитель из Сиднея, явно почувствовала облегчение, увидев Джун, стоящую рядом со мной. Джун что-то прошептала ей на ухо, и я протянула ей наш заменитель – точно такой же поднос для причастия с пузырьками простого физиологического раствора. Я не думаю, что кто-то из храмовников в зале вообще узнал о нашем обмене. То же самое произошло и в Рио. Их представитель был тем же самым человеком, который переводил речь на пресс-конференции сестры Пру, которую мы видели в новостях киристов. Он выглядел немного смущенным, особенно когда взглянул на меня, но энергично кивнул и сказал: «Obrigado!»