Так рассуждал Федор Алексеев. А что было дальше?
Химера убила Дениса.
Химера пощадила Глеба.
Возможно, потому что химера не может убить самое себя…
Федор раскрыл конверт и вытащил исписанный от руки лист. Неровные летящие оборванные строчки, почти без знаков препинания говорили о сумеречном состоянии писавшего…
«Отец, если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет я виноват перед тобой я не был хорошим сыном Я не стал человеком я себя ненавижу!!…»
Федор дочитал и задумался. Оставалось еще кое-что. Точка над i, заключительный аккорд, штрих к характеру.
…Пожилая дама, секретарь физико-математического факультета прекрасно помнила Глеба Никоненко.
– Ну как же, – всплеснула она руками, – конечно помню! Гениальный математик, победитель международных олимпиад! Покойный профессор Писемский обожал его, говорил, есть на кого оставить кафедру. А с последнего курса его отчислили за драку с преподавателем. Был у нас такой мелкий пакостник, оскорбил студентку прямо во время лекции: намекнул, что ей надо бы выбрать другую профессию, причем с таким гадким подтекстом. Все промолчали, а Никоненко дал ему пощечину! Студенты стали хлопать и свистеть, преподаватель прервал лекцию. Если бы он извинился, историю замяли бы, тем более Писемский за него горой стоял, но Глеб отказался. Окончил через два года, заочно. И спортом он занимался, первый разряд по стрельбе. В нем было какое-то несовременное понятие чести, стержень… такие не сгибаются. А по виду не скажешь, простоватый. Жаль, конечно, сломал себе карьеру. Моя бабушка, помню, говорила: есть вещи, ради которых стоит унизиться, да не все могут…
Федор достал из кармана мобильный телефон и набрал номер капитана Астахова. Похоже, настало время еще раз встретиться с Глебом Никоненко…
…Они опоздали. Квартира его была заперта; в офисе хозяйничали новые владельцы. Ни соседка, которая дружила с ним, ни режиссер Виталий Вербицкий, знавший его как облупленного, понятия не имели, где он. Исчез. Растворился. Как и должно химере, которая суть фикция и ложное измышление. Капитан Астахов был вне себя…
Виталий Вербицкий, с которым Федор Алексеев осторожно поделился своими прозрениями, от души рассмеялся:
– Об чем ты, философ! Глеб тюфяк, он не способен на хитрость и злодейство, какие-то схемы, письма… Ты хочешь сказать, что он сам себе писал письма с угрозами? Притворялся тем психом с Кавказа и убил Дениса? Да он даже морду ему не набил! А я предлагал, Федя, даже можно сказать уговаривал, ты меня знаешь. Нет и нет! Поверь старому опытному менталисту и гуру, Виталию Вербицкому. Его даже в детстве не лупили, не за что было. Не там ищете, господа! Глебка никогда бы и ни за что… так и знай! Уехал, чтобы начать все с нуля, и правильно сделал, здесь ему ловить нечего. Знаешь, бывает такая любовь – на всю жизнь! Не дай бог, конечно, но ему повезло, выиграл в лотерею у судьбы. Или проиграл. А то, что не попрощался… дело такое. Не хотел ничего объяснять, взял и отрезал. И хорошо, что свалил, письма-то он тоже получал, твоя химера не успокоилась бы, пока не привела в исполнение. Он даст о себе знать, вот увидишь, у него никого кроме меня нет…