Тут она вспомнила, как те двое танцевали, и сжала кулаки. Все переводили взгляд с них на нее, всем было интересно, понимает ли она, что происходит… Дрянь! Позвонила и сообщила… Интриганка! Молодая гибкая с блестящими волосами… Раису Витальевну обдало жаром, когда она вспомнила бессовестные послания… этой. Можно только вообразить, что она говорит о ней, Раисе Витальевне, и какими словами ее называет. Она представила себе, как Кошка переедет сюда, а она со своими вещами на выход: Мирку под мышку и в старую городскую квартиру, в любовное гнездышко этих, где все будет напоминать о них. Не хочу, сказала она себе. Ни за что! Дело не в Максе, а в ней, Раисе Витальевне. Мое. Не отдам!
…Она тяжело упала на диван. Мирка негодующе мяукнула и спрыгнула на пол. Не выносит запах вина… цаца! Раиса Витальевна подумала, что Мирка не захочет с ней в городскую квартиру, она останется с ними. Предательница! Ей стало жалко себя, и она заплакала…
…И приснился ей странный сон, тревожный, скомканный, дерганый. Она увидела громадную черную тень на стене с громадным мясницким ножом в руке. В этой тени Раиса Витальевна узнала себя и поняла, что сидит в засаде, ожидая, когда та выйдет из дома. Толстые стены, окна-бойницы, нечистый двор, полутьма, полусвет… Она видит, как входная дверь, глубоко утопленная в стене, начинает открываться – томительно, медленно, нехотя, – и крепче сжимает нож. Никто не узнает, мелькает в голове. Никто не узнает, бьется жилка на виске. Никого нет. Ее никто не видел. Никто не знает, что она здесь. Не узнает, не узнает, не узнает… Она напряженно вглядывается в растущую щель, вот сейчас, сию минуту появится та…
…Раиса Витальевна очнулась, словно от толчка. Голова раскалывалась, тело ломило. Мыслей не было, голова пуста и тяжела. Она не чувствовала своего тела, она казалась себе выпотрошенной; подняла руку, сжатую в кулак, – ножа не было. Она почувствовала облегчение; с силой провела ладонями по лицу и окончательно проснулась. С трудом поднялась, опираясь о спинку дивана, и потащилась в кухню варить кофе…
К пустой земле невольно припадая,
Неравномерной сладкою походкой
Она идет…
О. Мандельштам. К пустой земле…
Иван Денисенко на звонки не отзывался, и Федор Алексеев преисполнился самых дурных опасений. Всем знакомым и друзьям известно, что пунктуальность не входит в число добродетелей дипломированного фотографа. Как натура увлекающаяся, он часто теряет чувство времени и вообще не помнит, что наболтал и наобещал накануне. Особенно женщинам. Особенно, если был на рауше.