— Я не говорю здесь ни о нынешних философиях и школах, ни о старых, потому что таких игр можно напридумывать и сообща вести еще очень много. Поэтому истинные причины ошибок, совершенно отличных друг от друга, почти всегда одни и те же, — обратился он уже к подошедшему Бонборино, вовлекая в спор, который вел сам с собой. — Вы согласны со мной?
Дядюшка Бонборино похлопал глазами, как и я, и решил не рисковать:
— Всеполнейше. Даже добавить нечего. Очень мудро.
Он щедро плеснул ликера в чашку профессора.
— Слова просто насилуют разум и всё приводят в смятение, а людей ведут к бесчисленным излишним спорам и идеям. Люди полагают, что их разум повелевает словами. Но они непроизвольно проникают в сознание,[11] — не унимался профессор.
Бонборино перевел на меня сочувственный взгляд и также щедро плеснул мне в кофе ликера. Я не стала отказываться. Наверное, ароматно пахнущий ликер скрасит мне ожидание, когда профессор выскажется о наболевшем.
После ухода профессора я решила задержаться. К этому времени я уже выпила три чашечки кофе с ликером. Мне очень понравилось, настроение заметно поднялось, и я решила, что, чем возвращаться в графский особняк и наблюдать, как Дроздонелла кокетничает с графом, я лучше посижу тут, расслаблюсь и… выпью-ка еще ликерчика. Уже без кофе. Или лучше наливочки? Или вина?
Пока решала, прислушалась и присмотрелась к происходящему в кафе. Все только и делали, что обсуждали странное поведение тетушки Нуттеллы.
Я доедала вчерашнее пирожное — от того, что края бисквита немного подсохли, оно не стало хуже, и слушала тетушку Амарэтту, которая рассказывала историю каждому новому посетителю:
— Даже розы выкопала, представляете? Выкопала, корни отряхнула и теперь просеивает землю через сито!
— Какое сито? — уточнил дядюшка Бонборино.
— Обычное, для муки. Клумба, конечно, у нее маленькая, но если всю просеивать, это недели не хватит. Ах, бедная Нуттелла. И молчит! Я ей — «что случилось, дорогая?» А она головой тряхнула и опять за сито.
— Знаете, я и раньше за ней странности замечала, — сообщила одна из кумушек. — То пройдет мимо, не поздоровается, то что-то бубнит себе под нос.
Дядюшка Бонборино сердито посмотрел на кумушку и с особой тщательностью продолжил протирать бокалы. Я задумалась. Никаких странностей за Нуттеллой я не видела, зато давно обратила внимание на ее очки: большие, с толстыми стеклами.
— Уверена, в тот день, когда она с вами не поздоровалась, она вас не узнала, — заметила я. — Забыла очки, вот и не разглядела в толпе знакомее лицо.
— И ничего она не бубнит, — добавил дядюшка Бонборино. — Напевает себе под нос; я, между прочим, тоже так люблю.