— А потом, спустя время, когда рецепт получил настолько широкое распространение, что значился в меню всех трактиров и постоялых дворов, блюдо, наоборот, вдруг превратилось в пищу плебеев и подавать его аристократам стало моветоном, хотя оно не стало от этого менее вкусным. И даже то, что общенародный рецепт значительно отличался от первоначального варианта салата, из которого исчезли как раз те ингредиенты, благодаря которым он прославился, не уберегло его от забвения.
— Да, салат, который подается нынче в ресторациях, совсем не та «Оливия», — согласилась я.
— Все-таки женщины коварны, — не мог успокоиться граф.
— Граф, вы судите как мужчина. Уж поверьте, о коварстве мужчин женщины могут рассказать вам куда больше историй, — парировала я.
— Да? Например? У вас есть на примете такие истории? Из собственного опыта.
— Есть, граф. Но не думаю, что стоит их обсуждать при ваших дочерях. Это сразу убьет их веру в мужчин.
— Что ж, наверное, вы правы. При дочерях не следует. Я послушаю вас после ужина.
Я возмущенно посмотрела в посмеивающиеся синие глаза и грозно свела брови к переносице.
— А потом повар и эта маркиза поженились и жили счастливо до конца своих дней? — подала голос Надина.
— Ага, сейчас, — фыркнула Камилла. — Это же не сказка, Пэм. Маркизе нужен был только рецепт, она использовала повара, а потом вышвырнула его из своей жизни, как ненужную тряпку. — Камилла бросила на меня выразительный прожигающий взгляд черных глаз, словно намекая на мою будущую участь.
Надина расстроилась, но вмещался граф:
— А вот и нет. Тут действительно вышла сказка с хорошим концом. Маркиза и повар полюбили друг друга и поженились. И с тех пор повар готовил свои блюда только для своей маркизы.
— Как здорово! — захлопала в ладоши Надина.
— Глупышка, — презрительно фыркнула Камилла. — Это все сказочки. На самом деле они так и не стали счастливы, потому что слишком разные. Наверняка вскоре разбежались.
— Напомню тебе, Камилла, что ваша мать была простой цветочницей, — упрекнул дочь граф.
— И что? Это как-то противоречит тому, что я сказала? — вызывающе спросила та.
В синих глазах графа вспыхнул черный грозовой огонек.
— Чесночная паста и правда выше всех похвал, — намазывая зеленоватую массу на хлеб, сказала я. — Наверное, я съем ее всю, и в меня больше ничего не влезет.
— Сильно не налегайте. А то как потом целоваться будете, — заметила Камилла.
— Поцелуи мне не грозят в ближайшем будущем лет десять, — рассмеялась я.
Камилла хотела что-то ответить, но я не дала ей сказать:
— Неужели ваша кухарка все делает это сама? И хлеб печет?