Полицейская система, созданная Фуше, являлась одновременно организованной структурой и лоскутным одеялом — широко распространенная сеть из зорких глаз и внимательных ушей и сомнительное лоскутное одеяло из жадности, проницательности и дурного характера. Средний полицейский сыщик был либо бедствующим, пользующимся дурной репутацией роялистом, как Монгайр, либо негодяем, как Вейрат или Бертранд, который выскочил ниоткуда — возможно, из тюрьмы — во время общественных конвульсий Террора и революционного упадка. Ранг и досье всемогущей спецслужбы описывались как «сброд изгоев», далеко не тот набор инструментов, который необходимо содержать для поддержания порядка в запутавшемся и постоянно увеличивающемся королевстве. Шарль Нодье, который с ними сталкивался, выразился так: «Меры предосторожности, которыми общество вооружилось против преступности, ничуть не уступают приемам преступности по своему насилию и жестокости».
Однако было бы несправедливо по отношению к гению Фуше предположить, что его глубоко беспокоил «порядок», как он беспокоит большинство из нас сегодня. Если эпоха выдалась бы спокойной, власть полиции была бы ограниченной и роль Жозефа Фуше оказалась бы сравнительно незначительной. Поэтому неудивительно, что он опасался спокойствия и радовался, что ему это редко угрожало, пока Бонапарт собирал королевство. От начала до конца его карьеры в качестве начальника полиции главной целью Фуше было укрепиться в этой главенствующей роли. Он не беспокоился насчет беспорядков, поскольку его шпионы заранее сообщали ему направление хода событий. Его способность извлекать пользу из любого кризиса, оставаться хладнокровным и бдительным, невозмутимым в самый разгар катастрофы доходила до гениальности, даже если его достижения доходили по большей части до преступления.