— Что произошло?
— Мы с вами разыграли славное представление. Очень яркий получился дуэт.
— А где все?
— В разных бункерах.
— Алексу удалось спастись?
— Он здесь, в другом отсеке.
— А моя сестра?
— В бункере под францисканской церковью вместе с детьми.
— А Крис... Вольф?
— Живы-здоровы.
Андрей с трудом приподнялся на локтях. Болело все тело. Он подтянулся на край койки, сел, но у него закружилась голова.
Шимон пододвинул к койке стол, поставил миску жидкой овсяной каши и положил ломоть черствого хлеба. В общем-то первая еда почти за пять дней. У Андрея сводило живот и дрожали руки, когда он макал хлеб в кашу, чтоб хлеб стал мягче. Он ел очень медленно, очень осторожно.
— Я в вашем бункере?
— Да.
— А как я сюда попал?
— Я вас подобрал на тротуаре. Вам не удалось уничтожить весь немецкий гарнизон, но одиннадцать убитых эсэсовцев и два украинца — тоже неплохо. Вы — боевое знамя гетто.
— Меня ранило? — Андрей стал ощупывать себя.
— Слегка. Доктор сказал, что в обычных условиях после такого ранения вы через час играли бы в футбол, но истощение, общее ослабление организма дали себя знать, и вы упали в обморок.
— В обморок? Чудеса в решете! В обморок падают только женщины! — Он вытер миску хлебом и облизал пальцы. ”Странно ведет себя Шимон”, — подумалось Андрею. В голосе горечь и в глаза старается не смотреть.
— А одного из наших не стало, — сказал Шимон и положил тетрадь на койку Андрею. ”Дневник Клуба добрых друзей” — узнал Андрей. Шимон положил сверху очки с толстыми стеклами.
— Ирвин?
— Да. Прямое попадание. Он успел, правда, мне сказать, где спрятана эта тетрадь. Он ее еще не кончил. Мы сразу же пошли на Милую, 18 и легко ее нашли. Часть бункера разрушена, но многое удалось отыскать. Спасли целый склад оружия.
— Мы как будто уже привыкли терять друзей, — сказал Андрей, и слезы показались у него на глазах. — Я любил Ирвина. Столько лет вместе... — Андрей закусил губу. — Такой спокойный, скромный человек. Верил в то, что делал, не шумел, не бил себя в грудь. Просто из месяца в месяц оставался в подвале, работал над архивом, никогда не возражал. Оставался потому, что кто-то должен был оставаться. Вы видели, как у него распухли руки от сырости? Он был слепой, как крот, но не переставал работать и после того, как забрали Сусанну. Просто продолжал делать свое дело. Никогда не повышал голоса.
Присев на койку Андрея, Шимон раскрыл тетрадь.
— Его последняя запись: ”Когда же мы начнем драться? И начнем ли вообще? Кто из нас первым осмелится выстрелить в них? Кто?” — Он закрыл тетрадь и нервно потер руки. — Не гожусь я в командиры. Хочу, чтобы вы взяли командование на себя.