Шимон посмотрел на Толека и Алекса.
— Андрей ждет указаний, — сказал Стефан.
Немцы проведут еврейских полицейских по улицам, где действуют отряды Андрея и Вольфа. Сейчас на Заменгоф не менее тысячи немцев. Отличные мишени. Неужели же повстанцам начинать со спасения еврейских предателей? Разве не требует высшая справедливость, чтобы этих изменников повели на ту самую Умшлагплац, куда они выводили своих братьев по крови? Взрыв поможет этим сволочам разбежаться, спрятаться. А зачем? Чтобы еще и кормить этих подлецов за счет запасов Еврейской боевой организации?
Указания командира! Господи, нет тут Андрея, чтобы стукнуть меня по затылку. Толек и Алекс не сводили с Шимона глаз. Тот дважды вздохнул. Немцы сейчас в таком мешке, в какой они вряд ли попадут снова. Но, может, мужество в том и состоит, чтобы выпустить их из гетто, дать бойцам отсрочку на день, на неделю, на десять дней, еще подсобрать оружия?
— Передай Андрею... Полное соблюдение дисциплины. Пропустить их! — Он снял трубку, чтобы подтвердить приказание, успокоить себя самого.
— Говорит Иерусалим. Говорит Атлас. Рейнские девы на площади Ирода. Пропустить их!
* * *
В бункере ревизионистов на Наливковой, 37 Самсон Бен-Горин передал это приказание командиру отряда, находившегося на крышах на Заменгоф рядом с отрядом Анны Гриншпан.
— Мы не пропустим их! — фыркнул Бен־Горину в лицо офицер этого отряда, Эммануэль.
Самсон Бен-Горин погладил недавно отпущенную бороду. Связной из штаба Эдена смотрел то на него, то на офицера.
— Мы не обязаны выполнять приказы Эдена, — стоял на своем офицер.
— Но вы обязаны выполнять мои приказы, — ответил Бен-Горин. — А они как раз совпадают. Пропустить немцев!
— Немцы в мешке! — вскипел Эммануэль.
Бен-Горин пожал плечами.
— Ты стал лакеем социалистов! — кричал Эммануэль.
— Я немедленно отстраню тебя от командования, раз ты не умеешь подчиняться, — пригрозил Бен-Горин.
Эммануэль помрачнел, но постепенно успокоился и вернулся на свой пост, удрученный тем, что Бен-Горин выбрал такую же тактику, что и Еврейская боевая организация.
Раз-два, раз-два, раз-два...
Андрей подполз к самому краю крыши. Взглянул на своих солдат. Руки сжимают оружие, глаза сверкают. Андрей подал знак: ”Не стрелять!”
Внизу немцы уводили еврейскую полицию к Умшлагплац, к Треблинке.
Андрей облизнул пересохшие губы и, нацелив ”Габи” в сердце Зигхольда Штутце, прошептал самому себе: ”Какая мишень!” Затем, стиснув зубы, медленно снял палец с курка.
Бойцы, находившиеся в конце Заменгоф, смотрели вниз на палачей и проклинали на чем свет стоит приказ, запрещавший дать выход их ненависти.