Габриэла Рок услышала звонок и пошла открывать. В дверях стоял Александр Брандель.
— Входите, Алекс, — сказала она, закрывая за ним дверь и принимая от него пальто и шляпу.
— Он здесь?
Габриэла показала на балкон.
— Прежде чем я пойду к нему, скажите...
— Не знаю, Алекс, — покачала она головой, — бывают дни, когда он мечется, как зверь в клетке, а бывают дни, вот, как сегодня, когда сидит, насупленный, как сыч, и пьет, не произнося ни слова. Вчера и сегодня он ходил с кем-то встречаться. Зачем — не знаю, не хочет мне довериться.
— Ясно, — сказал Алекс.
— Я еще не видела, чтобы кто-нибудь так тяжело переживал поражение. При его-то гордости... Похоже, что он хочет пострадать за тридцать миллионов поляков.
Она открыла дверь на балкон. Андрей тупо смотрел на груды развалин. Ей пришлось раз пять его окликнуть, прежде чем он обернулся.
— Андрей, Брандель пришел.
Андрей вошел в комнату. Небритый, глаза мутные от запоя и недосыпания. Подошел прямо к буфету и налил себе водки.
— Я вам сделаю чай, Алекс, — засуетилась Габриэла.
— Нет, — приказал Андрей, — останься. Хочу, чтобы ты выслушала великие рассуждения высокоумного сиониста. Перлы мудрости хлынут как майский дождь. Будь у нас ведро — собрали бы их.
Он выпил и налил себе второй стакан. Габриэла присела на краешек стула, а Брандель подошел к Андрею, отнял у него стакан и поставил на стол.
— Ты почему не пришел сегодня на заседание исполнительного комитета?
— А ты разве не слышал? Нет больше бетарцев. Приказ за номером двадцать два комиссара Варшавы.
— Заседание было очень важным. Нам нужно выработать тактику перехода на нелегальное положение.
— Габи, — подошел к ней Андрей, чмокнув губами и хлопнув в ладоши, — рассказать тебе слово в слово, о чем сегодня говорили? Значит, так. Сусанна Геллер кричала больше всех, потому что с войной у нее прибавилась масса сирот, а наша добрая Сузи готова их всех принять, всех до единого. А завтра герр Шрекер издаст приказ о том, что сироты объявляются вне закона. Но вы нас еще не знаете! Наш Брандель закон обойдет, хитрец такой! Он у нас из любого положения выкрутится! ”Отныне, — объявляет он, — мы будем называть сирот послушниками, а бетарский приют — монастырем Святого Александра”. Тут вскакивает Толек Альтерман. ”Товарищи, — говорит он, — я в десять раз увеличу урожай на фермах, потому что это и есть сионизм в действии”. Потом берет слово Анна, наша дорогая Аннушка. ”Позвольте мне сообщить, что Краковская группа хором поет ”Сплоченность на веки веков”...