— Это Габсбурги, без сомнения… — нетвердым голосом произнесла маркиза де Вильнëв, — кто бы мог подумать… Но почему девочки не сопротивлялись? Насколько нам известно, они не Пустые, обладают даром.
— А это еще одна деталь, на которой мне хотелось бы заострить внимание. С момента начала их проживания в гостеприимных стенах дома Габсбургов, княжны были лишены своего дара посредством подавителей! И вам прекрасно известно, к чему приводит их постоянное ношение! Сейчас наши лекари не могут сказать, обратимы ли те изменения, что произошли с источниками сестер! Если все обернется хорошо, то со временем их уровень восстановится. Пока же они значительно ослабли как маги!
Со стороны двери послышался прерывающийся от возмущения голос австрийца:
— Это все ложь! Клевета! Все подстроено! Что за артефакт, что за разработки? Это невозможно! От имени Австрийской империи я выражаю протест!
Я медленно поднялся со своего места и загремел, выпустив на волю те ненависть и отвращение, что испытывал с того момента, как узнал, что пришлось пережить сестрам:
— От имени Российской империи, пользуясь властью, данной мне Богом и людьми, я отвергаю все ваши требования! И только из своей бесконечной милости я сохраняю жизнь вам лично, с тем, чтобы вы передали мою волю своему сюзерену! В трёхдневный срок повелеваю вам покинуть пределы Российской империи, свернуть все торговые и иные дела, составить опись имущества всех предприятий на российской территории и передать нашему Министерству финансов. В дальнейшем будет проведён аукцион среди представителей дружественных нам государств.
Заметив алчный блеск в глазах оживившихся дипломатов, я понял, что было правильным решением дать им возможность получить довольно богатые австрийские предприятия в свои руки. Ну и имперская казна тоже солидно пополнится, что никогда не бывает лишним.
— Брак Елизаветы Романовой и Карла Габсбурга, а также брак Екатерины Романовой и Иосифа Габсбурга объявляю расторгнутыми. Вопросы с церковью я улажу сам. Компенсации за физический и моральный вред, причиненный княжнам Романовым, мы требовать не будем, ибо нет суммы, соизмеримой с их страданиями.
Яростно глядя на фон Уриха, я с удовлетворением отметил, как посерело его лицо, и пропала вся дерзость, с которой он явился на встречу со мной. Я обратился к охране:
— Увести!
Потрясенный таким невероятным с его точки зрения поворотом событий, австриец безропотно дал себя увести, даже не попытавшись больше выразить свой протест.
— Я думаю, что все вы согласитесь с тем, что Российская империя вправе поступить так… — тихо произнес я, обращаясь сразу ко всем присутствующим. Услышав одобрительное бормотание, я уже более спокойным тоном продолжил: