— Тем не менее, это еще не все, что я хотел бы обсудить сегодня…
Меня прервал звук открывшейся двери. Проскользнувший в помещение Юрий кивнул мне, светясь от радостного нетерпения. И я гораздо увереннее заговорил:
— Должен вам сообщить, что вчера произошло покушение на моих сестер.
Дождавшись, пока утихнут встревоженные шепотки, я сразу пресек все вопросы собравшихся, испытывающих после всего увиденного и услышанного сегодня искреннее сочувствие к девушкам.
— Сейчас княжны уже чувствуют себя хорошо, наши лекари сумели подобрать необходимое противоядие. Не скажу, что это было легко. Но с активной помощью отравителя мы справились.
На моих губах зазмеилась едкая усмешка. Во всех взглядах, устремленных на меня, читалась лишь ожидание пояснений и раскрытия деталей заговора. И только в одном взоре я легко различил злость и разочарование.
— Неужели вы думали, что я такой идиот? Неужели действительно считали, что столь грубой провокацией толкнете меня на объявление войны Австрийской империи? Какая восхитительная идея — организовать покушение на моих сестер, попытавшись все обставить так, будто виновны в этом австрийцы! Какая тонкая работа была проведена с подсознанием несчастного, который до сих пор искренне уверен, что он — подданный императора Франца Второго и действует по его указке! Вы не учли одного — уровня мастерства наших архимагов, которые сумели извлечь истину из его сознания!
И я с нескрываемым удовлетворением смотрел, как меняется цвет лица истинного виновника покушения…
Презрительно глядя на побелевшего от страха посланника Союза Арабских Государств, я ждал ответа на свои вопросы.
— Ну же, досточтимый, ответьте мне! Где же хваленое восточное хитроумие? Я разочарован…
Но Асир Шарафаль-Дин лишь затравленно оглядывался в поисках поддержки. Но прибыл он в империю совсем недавно, не успел обрасти нужными связями, не завел мало-мальски дружеских отношений. И сейчас на него смотрели неодобрительно, заранее отстранившись от всяческого участия в его судьбе. Законы, царившие в политике, зачастую напоминали мне законы животного мира: съешь сам или съедят тебя. И жалости к тому, кто позорно провалил затеянную интригу, не испытывал никто. Осознав это, упитанный араб попытался было визгливо запротестовать:
— Клянусь Аллахом, это какая-то ошибка! Во имя его, прошу милости…
Но я настолько устал за последние сутки, столько было произнесено речей, так много нелицеприятных фактов всплыло на поверхность, что я не испытывал уже ни малейшего желания вновь выслушивать наспех придуманную ложь, в очередной раз опровергать её. Не вслушиваясь в причитания Асира Шарафа аль-Дина, я негромко отдал приказ увести его. Подхватившись, Юрий лично вывел слабо упирающегося арабского посла, уже за дверями передав ожидающему караулу.