Я молча рассматривал её, ожидая продолжения. Но она, уставившись неподвижным взглядом мимо меня, тоже хранила молчание. Тяжело вздохнув, я тронул её за плечо, пытаясь привлечь внимание. Марго встрепенулась, потом произнесла:
— Я слышала, что ты принял решение о расторжении брака твоих сестёр. Алекс, а как теперь? Вряд ли кто-то захочет взять их замуж…
И тут меня прорвало. Долго копившиеся негативные эмоции требовали выхода, я вдруг ощутил огромное желание высказать все свои претензии, забыв о политической выдержке, о том, что за спиной моей заносчивой супруги стояла могущественная держава…
— Значит, это все, что тебя интересует? Не узнав даже, как себя чувствуют единственные родные мне люди после того, как побывали одной ногой за гранью жизни и смерти, ты спрашиваешь только — возьмут ли их замуж — или они останутся здесь, в родном доме, рядом со мной? Ты опасаешься, что они отберут у тебя власть? Что они займутся теми обязанностями, что обычно выполняют императрицы — а у тебя это, откровенно говоря, выходит из рук вон плохо! Да, их народ любит, а что сделала ты, чтобы завоевать любовь простых людей? Во время празднеств появлялась, усыпанная драгоценностями, каждая из которых могла бы прокормить одну семью в течении многих месяцев? Гордо задирала нос, брезгуя лишний раз посетить госпиталь или дома сирот, потому что боялась замарать подол дорогущего платья?
Я отдышался и продолжил, с горькой безнадежностью глядя на неё:
— Почему я постоянно должен ждать от тебя подвоха? Мало мне проблем с заговорами и иностранными шпионами… Я вынужден постоянно быть настороже, потому что в борьбе за власть ты готова идти по головам, в том числе и по моей… Почему простой рабочий гораздо счастливее меня? Ведь после тяжелого трудового дня он возвращается домой, где его любят и ждут, где его ценят и слушают, где ему оказывают поддержку. А ты? Ты только и ждешь возможности захватить побольше власти, оттеснить меня от решения государственных вопросов, ты кичишься своим происхождением, забывая, что есть и человеческие, душевные качества, которые иногда стоят гораздо дороже…
Ощущая безмерное облегчение от того, что, наконец, сумел высказать все, что таил до поры на сердце, я увлекся своими обличениями и не сразу обратил внимание на реакцию Маргарет. Между тем она, с расширенными от испуга глазами, прижала руки к груди и лишь вздрагивала изредка, услышав особо обидную для себя фразу. К концу моей вдохновенной речи, пронизанной презрением и злостью, по её щекам потекли горячие слезы. Дождавшись паузы, когда я набирал воздуха, собираясь разразиться очередной тирадой, она с отчаянной решимостью заговорила торопливо, давясь словами и рыданиями: