Дела давно минувших дней (Матвеев) - страница 20

— «Чернобурая лиса возвращается домой след в след» — это их старый пароль, — пояснил Угрюмов. — Теперь он, конечно, не нужен, но может случайно пригодиться. Давайте попробуем, Иван Петрович?

— Что попробуем?

— Оставайтесь тем, за кого они вас приняли и посмотрим, что это за люди и что они намерены делать?

— То есть, вы хотите, чтобы я… Да что вы, товарищ Угрюмов! Да разве я могу… Нет, нет! Боже меня упаси!

— Ну, а как же тогда быть? — спросил с улыбкой Угрюмов. — Придет к вам «Пиковая дама»… Что вы ей скажете? Знать ничего не знаю и знать не желаю! Передайте вашему «Королю треф», что он попал не по тому адресу… Так?

— Приблизительно так… — неуверенно согласился Иван Петрович.

— И вы думаете, что они перед вами расшаркаются и скажут: «Извините, пожалуйста, мы обознались». Так?

— Не знаю… Никаких извинений мне не нужно.

— Я шучу, Иван Петрович, — сознался Угрюмов, — но это горькая шутка. Случайно они сделали грубую ошибку. Если они узнают об этой ошибке, то разумеется постараются ее исправить. Они уверены, что каждый честный советский человек, столкнувшись с врагом, поступит именно так, как вы и поступили. А значит, провал!.. Неужели вы думаете, что они оставят вас в покое…

Только сейчас Иван Петрович понял всю сложность своего положения и осознал смертельную опасность, которая ему грозила. Не в силах сделать ни одного движения, он с ужасом смотрел на подполковника.

— «Король треф» не один, — продолжал Угрюмов. — Если бы мы, предположим, арестовали «Даму пик», хотя у нас для этого нет никаких оснований, то вряд ли это что-нибудь изменит… Я имею в виду вашу безопасность. В колоде есть валеты, десятки, есть и тузы… Я понимаю ваше состояние и сочувствую вам всей душой. Вы скромный труженик, очень далекий от всякой романтики. Я говорю о романтике в кавычках. У вас, надо думать, неверное представление о работе советской контрразведки. Пинкертоновское представление… Никакой романтики в нашей работе нет. Есть трудности, есть опасности, но в основном — это самый обыкновенный труд.

Мне кажется, что скромность подполковника была не рисовкой, а своего рода методическим приемом. Он видел, какое впечатление произвело на Ивана Петровича его предложение и, видимо, хотел смягчить, успокоить и дать более верное представление о той роли, которую он должен был сыграть в этой «операции».

В конце концов, Иван Петрович согласился с тем, что это самый лучший, а если говорить точнее, единственный выход из создавшегося положения. Согласился он и с тем, что врагов родины необходимо разоблачить и обезвредить.