март 1918 года
Вышедшая из Ростова-на-Дону в конце февраля Добровольческая армия с боями шла на Екатеринодар. Красные, значительно превосходящие добровольцев в численности, много раз пытались их остановить, окружить и уничтожить. Но дисциплина и сплоченность противника не позволяли им сделать это. Отступать добровольцам было некуда, в плену офицеров и юнкеров ждала немедленная смерть. Поэтому они прорывались, брали в штыковом жестоком бою одну станицу за другой, ночевали кто в теплых куренях, кто в холодных сараях, а кто и под открытым небом. И снова шли вперед.
На Кубань в марте пришла настоящая весна — с пылающим на голубом небе солнцем, теплым легким ветерком, зеленеющей степью. При приближении к Березанской авангард вступил в бой, наступая с фронта, а Корниловский полк получил приказ обойти станицу слева и нанести фланговый удар. Поручик Алексей Стрельцов шагал рядом с прапорщиком Романом Гулем, настроение у них было радостным, как ни странно, — кончилась зима, они все ближе и ближе подходили к столице кубанского казачества. Гуль негромко продекламировал:
Расходились и сходились цепи,
И сияло солнце на пути.
Было на смерть в солнечные степи
Весело идти…
Стрельцов улыбнулся:
— Да, весело. Древние греки считали, что боги дарят смерть молодым как великое благо — им не дано познать все тяготы немощной старости.
Одному из них оставалось жить еще несколько минут, другому — умереть в глубокой старости в далеком Нью-Йорке…
Офицерские роты поднялись на гребень высокого кургана, внизу лежала занятая большевиками станица. Их заметили, снизу ударили пулеметы. Добровольцы залегли, но потом дружно встали и двинулись дальше, оставив на земле несколько неподвижных тел — погибших и раненых. Ко второй роте подбежал пожилой штабс-капитан, сказал с горечью:
— Шапки долой, господа, убиты князь Чичуа и поручик Стрельцов. Нужно похоронить, нельзя же просто так бросить…
Сняли шапки и фуражки, перекрестились, трое пошли вслед за штабс-капитаном. Оба убитых лежали лицом вверх, с пробитыми пулеметными пулями шинелями. Решили взять в станице лопаты и закопать в землю кургана, некогда воздвигнутого в память о древних витязях.
Через три дня после ареста Николая Семеновича Звонарева декана исторического факультета вызвал ректор университета. Сорокапятилетний доктор физико-математических наук, уважаемый коллегами и студентами ученый, недавно избранный член-корреспондентом РАН, высокий, худощавый, с энергичным лицом и спортивной фигурой, он пользовался репутацией человека строгого и быстрого на кадровые решения. Красносельский зашел в кабинет на втором этаже нового корпуса в Восточном районе города в тревожном настроении, но ректор встретил его вполне доброжелательно, предложил кофе, поинтересовался факультетскими делами и лишь потом сказал укоризненно: