— О, а мы за тобой уже идти хотели, — поднялся на ноги Рамиль.
Вообще он лежал на кровати в завернутом вокруг пояса полотенце и явно никуда не собирался. Но я даже на это не обратил никакого внимания. Подлетел к столу, плюхнулся, достал лист бумаги и стал писать ответное послание на одно из писем. Спустя пару минут я встал, чувствуя, как расправляются плечи. Напряжение, сковывающее меня несколько последних дней, уходило.
— Димон, зацени, — протянул я ему. — Правильно все расписал, или надо более официально?
Байков взял листок и быстро пробежал по нему глазами. При этом он периодически удивленно поднимал брови и глядел на меня, будто не веря в авторство этого письма. И все это время Димон бормотал вслух прочитанное, иногда комментируя.
— «Маг Кузнецов Максим… с огромным удовольствием» — ну, это лучше убрать, написать «почтет за честь»… «на Белый бал». И напиши как есть — не мага, а ведьму. Для нее ничего обидного в этом нет, даже наоборот…
Наконец он оторвался от послания, вздохнул и добавил:
— Ну что, Макс, теперь готовься к ответке.
Казаки писали письмо турецкому султану, находясь в довольно веселом настроении. Это я еще по урокам истории в обычной школе помнил. Наша неразлучная четверка пребывала в крайней степени напряжения. Мы ругались, боролись за каждое слово, мяли листы и выбрасывали их в мусор. Хотя бы потому, что и адресат у нас был посерьезней какого-то там султана — отверженные девушки.
— Вот, — Рамиль протянул нам исписанный листок. — Лучше не скажешь.
— «Уважаемой госпоже Терлецкой, прошла любовь, завяли помидоры, сандали жмут и…» Так, Рамиль, ты издеваешься? — я бросил в долговязого его же посланием, только теперь наспех преобразованным в метательный снаряд.
— Да без разницы, что вы там напишете. Отказ есть отказ.
— Нет, — спокойно заметил Байков, — грамотно подобранные слова могут свести на нет любой конфликт.
— Ну-ну, — только и хмыкнул Рамик.
К отбою следующего дня письма были написаны, а все три конверта я передал через знакомого домового Петра. И приготовился вкушать плоды своего выбора. Началось все с Зыбуниной. Или, правильнее сказать, с какой-то новой девчонки, которая села рядом со мной. Выглядела Катя неотразимо. Я не мог оторвать взгляда от ее непослушных волос, которые она небрежно поправляла своей изящной рукой. Глаза казались необычайно большими и грозили утопить в себе. А губы манили и будто шептали всякие непристойности.
И надо отметить, не только я заметил преображение Кати. Большая половина мальчишек (тех, что поближе) смотрели на Зыбунину открыв рот. Наверное, это ее и смутило. После первого урока она выбежала из класса, а вернулась уже самой обычной. Той, которой я ее знал. Что это было за наваждение?