Костяшками пальцев Зак мягко коснулся ее подбородка, наклонив лицо назад, и она была удивлена нежностью на его лице, после того, как он был так зол минуту назад.
— Эй.
Девушка сглотнула, пытаясь контролировать мышцы своего лица, которые сами собой так и рвались исказить лицо в ярко выраженной хмурости.
— Хочешь уйти отсюда?
Вайолет кивнула, отводя от него взгляд, ее глаза снова наполнились влагой. Он взял ее за руку и потянул через боковую дверь в старомодный сад, вероятно, оставшийся с колониальных времен. Там была дорожка из белого камня, которая вела вокруг задней части старой таверны, и Зак осторожно потянул ее за руку, ведя по тускло освященной тропинке, пока они не нашли скамейку, покрытую мхом, с видом на реку. Мужчина сел и потянул ее себе на колени, обхватывая своими сильными, теплыми, мускулистыми руками. И Вайолет, чья обычная жизнь становилась все более и более неконтролируемой, уткнулась лицом ему в шею и заплакала.
***
Зак знал, что был жесток с ней в ресторане, но какого хрена? Серьезно. Что. За. Черт? Это те люди, с которыми Вайолет провела последние девять лет своей жизни? Вставал ли Шеп когда-нибудь против своих родителей? Он когда-нибудь защищал ее? Потому что эта женщина не уважала ее. Ни капельки. И это заставило кровь Зака закипеть.
Вайолет не заслуживала, чтобы с ней обращались как с чьей-то девочкой для битья, и эта богатая старая сука заставила ее плакать. И не то, чтобы его действительно волновало, но он не был в восторге от того, как она осматривала его с головы до ног, как будто он не соответствовал тому, чтобы прикоснуться даже подола ее одежды, не говоря уже о ее руке для приветствия. Почему? Потому что он не был достаточно консервативным для высокомерных Смолли?
К черту их. Они не имели значения.
Сконцентрируйся на ней. Потому что она имеет значение.
Вайолет всхлипнула, и он крепко сжал ее. Мужчина провел руками вверх и вниз по ее спине, пока она плакала.
— Все в порядке, Вайли. Все хорошо, — прошептал он, теряя уважение к Шепу Смолли с каждой секундой. Неудивительно, что она так изменилась внешне, стала такой тощей, опрятной и консервативной. Она хотела превратиться в какой-то образ совершенства, закрепленным семейством Смолли.
Зак был честен, когда сказал ей, что «Я, а затем ты» была хорошей книгой. Так и было. Хорошая. Но для того, кто знал эту безумную, чувственную Вайолет в девятнадцать? Это было легкомысленно. Безопасно. Поверхностно. Развлекательно и хорошо, но не отлично. Это сугубо выявило поверхность ее потенциала, не показывая бурлящий, волнообразный огонь под ним, который когда-то давно обжег ее словами его душу.