Но весь этот «сор» до поры до времени так и оставался в стенах дома № 5 на Дивинити-авеню – вплоть до марта 1962 года. Именно в марте Макклелланд по просьбе Херба Келмана объявил о собрании студентов и преподавателей факультета по вопросу, касающемуся дальнейшей судьбы псилоцибинового проекта и связанных с ним проблем. Келман попросил об этом, потому что до него дошли слухи, будто вокруг Лири и Алперта создается некий культ и будто некоторых студентов чуть ли не насильно вынуждают участвовать в сеансах и принимать препарат.
В самом начале собрания Келман попросил слова и сказал: «Мне жаль, что я не могу отнестись к происходящему как к простому расхождению во мнениях, столь нередкому среди ученых, но эта работа, на мой взгляд, подрывает ценности академического сообщества. Всю программу окружает анти-интеллектуальная атмосфера. Ее акцент делается на чистом опыте, а не на оглашении результатов. С сожалением вынужден заявить, что доктор Лири и доктор Алперт весьма легкомысленно относятся к этим экспериментам, особенно учитывая то воздействие, которое препараты могут оказывать на субъектов. Что меня беспокоит больше всего, – заключил свою речь Келман, – меня и других, кто обращается ко мне, так это то, что галлюциногенные и психические воздействия этих препаратов используются для формирования на факультете своего рода „внутренней“ секты. На тех, кто предпочитает стоять в стороне от этого процесса, навешивают ярлык „консерваторов“. Не мне вам говорить, что подобные вещи не должны поощряться на нашем факультете».
Таким образом, психоделики разделили надвое один из гарвардских факультетов, так же как в скором времени они разделят и культуру.
Алперт страстно отреагировал на речь Келмана, заявив, что работа ведется в «истинных традициях Уильяма Джеймса», негласного бога факультета психологии, и что своей критикой Келман посягает на святая святых – академическую свободу. Лири занял более миролюбивую позицию, согласившись на ряд разумных ограничений, от которых, на его взгляд, особого вреда не будет. В результате все разошлись по домам, считая, что дело закрыто и конфликт улажен.
Но, как оказалось, ненадолго – до следующего утра.
Зал собраний был так набит преподавателями и студентами, что никто не обратил внимания на присутствие там ничем не примечательного студента по имени Роберт Эллис Смит, одного из редакторов газеты Crimson и ее бессменного автора, который что-то яростно чиркал в своем блокноте. На следующий день весть о научной распре была вынесена на первую страницу