В отеле в Дельфах ничего подобного не было и в помине, хотя вид из окон был великолепен, а постельное белье – чистым, так же как и вся комната с выкрашенными белой краской стенами. Кроме кровати, в комнате был умывальник, стул и комод. О ванне надо было договариваться отдельно, и она часто огорчала миссис Питерс недостаточно высокой температурой воды.
Миссис Питерс полагала, что будет неплохо как-нибудь мельком заметить в обществе, что она побывала в Дельфах, и искренне пыталась заинтересоваться Древней Грецией. Однако это давалось ей с большим трудом. Скульптуры были здесь какими-то незаконченными – у многих не хватало голов, рук или ног. То ли дело мраморный ангел с крыльями, который был воздвигнут на могиле недавно почившего мистера Уилларда Питерса!
Но все эти мнения дама старалась держать при себе, из боязни, что ее сын Уиллард начнет ее презирать. Ведь приехала сюда она именно ради Уилларда и только ради него теперь жила в этой холодной и неудобной комнате с угрюмой горничной и совершенно отвратительным шофером, который все время вертелся неподалеку.
Уиллард (до недавнего времени его называли «младший» – прозвище, которое он искренне ненавидел) был восемнадцатилетним сыном миссис Питерс, которого она любила до умопомрачения. И именно Уиллард испытывал это странное влечение к искусству давно ушедших эпох. Именно он – худой, бледный, очкастый и страдающий расстройством пищеварения – заставил обожающую его мать предпринять этот вояж.
Они посетили Олимпию, которая произвела на миссис Питерс грустное впечатление. Ей понравился Парфенон, хотя сами Афины показались городом без будущего. А поездки в Коринф и Микены довели и ее и шофера до полного исступления.
Дельфы, размышляла миссис Питерс, оказались последней каплей. Здесь было совершенно нечего делать, кроме как бродить по улицам и любоваться на руины. Уиллард долгие часы проводил, стоя на коленях и пытаясь прочесть надписи на древнегреческом языке. Изредка он обращался к матери со словами:
– Мама, послушай, разве это не прекрасно? – После чего зачитывал ей длиннющий отрывок, казавшийся миссис Питерс квинт-эссенцией скуки.
В то утро Уиллард ушел очень рано, чтобы осмотреть какую-то византийскую мозаику. Его мать, инстинктивно почувствовав, что мозаика не произведет на нее никакого впечатления (как в литературном, так и в духовном смысле), отказалась от этого удовольствия.
– Я понимаю тебя, мама, – сказал Уиллард. – Ты хочешь одна посидеть в амфитеатре или на стадионе, пытаясь навечно запечатлеть в памяти эти древние пейзажи.