Злые языки говорили, что Скобелев сначала хотел назначить на этот пост своего приятеля Студитского, но в последний момент отчего-то передумал. Сам же Владимир Андреевич, когда его спросили о причинах подобной немилости, не без юмора отвечал, что доктор Щербак-де не любит охоту. Что это означало мало кто понял, а сам он никогда не пояснял. Впрочем, чтобы об этом не толковали отрядные кумушки, оба русских врача скоро сработались и никогда не интриговали друг против друга, чего никак нельзя сказать об их начальнике господине Гейдельфере.
— Братцы, скорее разгружайте фургоны! — приказал санитарам доктор Щербак, закончив осматривать выделенные ему помещения. — Здесь мы устроим перевязочную, а там поставим кибитку под операционную. Да быстрее, что же вы как квелые мухи!
— Слушаемся, вашбродь, — дружно отвечали ему солдаты, сами желавшие как можно скорее покончить с обустройством и хоть немного отдохнуть.
— Какие будут распоряжения, господин доктор? — спросила подошедшая тем временем баронесса Штиглиц.
— Как хорошо, что вы подошли, сестра, — обрадовался врач. — Проследите, чтобы как следует убрали перевязочную. Идет бой и к нам наверняка скоро доставят раненых, а еще ничего не готово. Поторопитесь, голубушка. Я на вас надеюсь.
— Сию секунду, — отозвалась Люсия, и хотела уже отправляться выполнять приказ, но тут перед ними появилось новое действующее лицо.
— Здравствуйте, господа! — весело крикнул им офицер в морской шинели, в котором они тут же признали Будищева.
— Мое почтение, Дмитрий Николаевич, давно не виделись, — улыбнулся доктор. — Наслышан о ваших подвигах.
— Да какие подвиги, — отмахнулся прапорщик. — Так, пара перестрелок. Вот артиллеристы, те – да, Скобелев так и сказал, молодцы! А мы так, рядом стояли.
— Не скромничайте, молодой человек.
— Как поживаете, Люсия Александровна? — обратился к застывшей у забора барышне Дмитрий.
— Благодарю, хорошо, — приветливо, но вместе с тем несколько обеспокоенно отозвалась та. — Я слышала сильную перестрелку, и пушечные залпы, вероятно, шел сильный бой?
— Точно так, — с улыбкой отвечал ей Будищев, но глаза его оставались серьезными и смотрели так, будто пронизывали девушку насквозь.
— Большие потери? — ахнула Люсия, покрывшись от столь явного внимания слабым румянцем.
— За казаков не скажу, а у артиллеристов двое легкораненных.
— А у вас?
— Бог миловал. Федьке, правда, чуть нос не отстрелили, а так все благополучно.
— И вовсе мне ничего не отстрелили, — показался из-за забора Шматов, с почему-то вымазанным пылью лицом. — Доброго здоровьишка, барышня, и вам господин доктор.