— Ее теперь зовут Гедвига Берг и она одна из самых модных модисток в Питере, — ответил ему Будищев.
— Не может быть…
— Может, Марк, может.
Постоянные инженерные работы, проделываемые при полном напряжении сил, наконец, принесли свои плоды. Вражеская крепость была стянута в железное кольцо русских укреплений, которое продолжало сжиматься. Батарея, состоявшая из более чем двух десятков разнообразных орудий постоянно вела огонь по стенам крепости, разрушая их то в одном, то в другом месте. Текинцы без устали заделывали эти провалы мешками или корзинами с землей, а иной раз и просто всяким хламом, но было понятно, что эти меры лишь продляют агонию Геок-тепе.
В то же самое время, саперы – эти кроты войны, как называли их иной раз за глаза, без устали рыли траншею и к пятому января достигли-таки рва. Дело оставалось за малым, заложить в него заряд взрывчатки и произвести подрыв. Правда, защитники текинской цитадели прекрасно понимали смысл происходящего и уже несколько раз пытались напасть на рабочих и разрушить ход, но русским всякий раз удавалось отстоять плоды своих трудов, после чего они продолжались с удвоенным рвением.
Как водится в русской армии, для выполнения самого ответственного задания были вызваны добровольцы, в числе которых оказались прапорщик Будищев, гардемарин Майер и унтер-офицер Абадзиев.
— Сашка, тебя-то какой черт сюда принес? — покачал головой Дмитрий, увидев приятеля. — Ладно, Дзамболат, он на всю голову отмороженный, даром, что из Кадгарона.[72]
С этими словами, он отставил в сторону оселок, которым зачем-то заточил до бритвенной остроты линнемановскую лопатку и с удовлетворением сунул ее себе за пояс.
— Что ты сказал? — подозрительно посмотрел на Будищева осетин, знавший за прапорщиком склонность к шуткам и не намеренный их спускать.
— Я говорю, село у вас хорошее.
— Правду говоришь, брат, очень хорошее. Погоди, а ты там разве был?
— Да где меня только нелегкая не носила, — скупо усмехнулся моряк.
— А ты разве не сам вызвался? — спросил Майер.
— Добровольно-принудительно, — непонятно ответил Дмитрий.
— Что ты имеешь в виду?
— Проехали, — махнул рукой прапорщик, не желая объяснять, что Скобелев каким-то непонятным образом ухитрился его так оправдать в истории с интендантами, что ему пришлось возглавить теперь подрывную партию.
Вообще, для Белого генерала, равно как и для большинства его офицеров, самопожертвование и презрение к смерти являлось делом само собой разумеющимся. А потому Михаил Дмитриевич частенько просто выбирал понравившегося ему человека и прямо спрашивал, не возьмется ли тот за смертельно опасное задание? Тот, естественно, соглашался, будучи свято уверен, что он сам и вызвался.