На двадцать первые сутки дверь растворилась полностью и я почти ослеп от света факелов. Честно сказать, я дико обрадовался.
Вошедшие вытолкнули меня в коридор и заставили двигаться не в сторону выхода, а в противоположную. Я запаниковал и задёргался, но получив неслабый тычок под зад тупым концом алебарды, побрёл вперёд.
Коридор заканчивался распахнутой дверью со ступеньками, ведущими вниз, в освещённое факелами помещение. Увидев находившиеся в нём приспособления, я едва не потерял сознание.
- Доигрался хрен на скрипке, - внезапно осипшим голосом сказал я.
Слишком у меня всё шло гладко с момента моего падения за борт, как написал мне в письме один мой давний знакомый, когда прочитал про мои, описанные мной, приключения.
До этого мне порой катастрофически не везло, а здесь такой фарт и уже сколько лет.
Я вспомнил про принцип маятника. Чем лучше, тем хуже. "Несчастные случаи на стройки были? Нет? Будут?".
Этот бред заполнял мою голову, когда меня клали на дыбу, привязывали руки и ноги, и навивали верёвки на барабан, растягивая моё тело. Боль, боль, боль, боль и боль заполнили меня.
Не желая уходить из жизни беспомощным калекой, я согласился переписать свои депозиты на указанных мне лиц и рассказать про моё остальное имущество, и как им воспользоваться. Имена были вполне европейские, в основном италийские.
Таким образом я лишился всего своего официального богатства, но меня снова положили на дыбу, и мне пришлось рассказать о спрятанных кладах.
В конце концов мне уже всё стало безразлично. Меня не кормили, чтобы не загрязнять пыточное ложе. Судя по тому, что палачи уходили и приходили, а я отключался в забытьи, суток прошло несколько.
Потом меня снова отвели в камеру и я потерял счёт времени.
* * *
- Очнитесь, сударь, - сказал кто-то. - Очнитесь!
Меня трепали по растянутому дыбой плечу, и я очнулся от нестерпимой боли.
Я лежал в относительно светлой комнате. Для меня даже полумрак сейчас был как яркий солнечный день.
- Где я? Кто я? - Сорвалось у меня с губ, и я улыбнулся, вспомнив анекдот: "Могу ли я? Магнолия?". Уже то, что я был не в каземате и не на виселице, для меня было счастье. Что-то изменилось. И, скорее всего, я буду жить.
- Что произошло? - Спросил я склонившегося надо мной старика.
- С вами? Лихоманка приключилась. От истязаний. Руки ноги горели. Ужо гаснет жар то. Слава Господу не вывернули хрящи и не порвали жилы. Да тело заязвилось.
Я с трудом поднял ладони к глазам. От кистей до плеч руки покрывали мелкие раны.
- Я позову князя, - сказал лекарь и вышел, но пришёл не скоро.